Хирургия Плоти
Шрифт:
— Могу я… Вам чем-нибудь помочь?
Смит понимал, как он, должно быть, выглядит — изможденный, истощенный бродяга.
— Простите мне мою внешность… но трудно выглядеть хорошо, когда умираешь от метастатической массы больших клеток.
У него нет времени на сложные объяснения, ни на душевность.
— У меня есть вопрос, на который может ответить только философ. Вопрос в следующем: что реально?
Профессор зажег трубку с рельефно выгравированным лицом на чаше. Его глаза выглядели крошечными под большими, пушистыми серыми бровями.
— Это довольно универсальный вопрос, не так ли? Хочешь услышать мое мнение?
В окне кампус пустовал в солнечном свете.
— Да, —
Именно тогда он заметил призрака. Эфирного сопровождающего. Он стоял снаружи и смотрел на него.
— Да, да, — сказал он. — Я был бы очень признателен за Ваше мнение.
— Ах, что такое реальность? — Дым от трубки размазал состарившееся лицо профессора. — Думаю, прежде всего, первоначальные принципы концессионного нигилизма. Истина есть реальность, и нет объективной основы для истины. Возьмем, к примеру, математику, которая существует только потому, что пространство и время являются формами интуиции; все материальные качества являются только внешними проявлениями, возникающими из «monadistic nexi». Видишь? То, что реально, может быть найдено только в нематериальном разуме; следовательно, это — солипсистское учение. Другими словами, человеческое «Я» — это единственное, что может быть известно и, следовательно, проверено. Довольно противоречиво, так как жизнь — это явно материальное, или физико-химическое, взаимодействие. Бытие и реальность находятся не в объектах знания, а в чем-то доступном только свободному и полному «Я». Судьба человека — это борьба за власть, или, в вашем случае, за ответы. Я имею в виду, что реальность никогда не проявится в нашем ограниченном разуме, но в генетическом эмпиризме за пределами целого — вполне. Говоря более ясно, и я думаю, что сейчас это должно быть очевидно, реальность — это последовательность суждений в соответствии с другими суждениями, которые в конечном счете вписываются в единую абсолютную систему.
Смит пытался не закатить глаза. Он поблагодарил профессора за потраченное время и ушел, думая: Что за кусок дерьма.
Так что, это была не истина, и это был не дух. Смит закурил сигарету, задумчиво наблюдая за дымом. Любовь? предположил он. Была ли любовь настоящей? Сделала ли любовь что-то реальным? Он ничего не знал. Он был слишком занят, чтобы когда-нибудь узнать.
Это были просто субъективности, пытающиеся быть конкретными, что было невозможно. Тогда красота? Он откинулся назад. Хммм. Сделала ли красота — истинная субъективность — что-то реальным? Внезапно Смит почувствовал оживление от азарта. Его почки продолжали пульсировать, а легкое ощущалось кровоточащим сгустком. Но догадка придала ему сил.
Красота.
Разве красота не была тем, к чему все писатели должны были стремиться?
Он услышал вздох, или нет — шипение. Означало ли это облегчение или разочарование?
— Это красота, не правда ли? — громко спросил Смит у тени, которая теперь стояла у шкафа.
Она осматривала его одежду? Ее очертания заострились, когда в комнату потекли сумерки. Что там было сказано, несколько дней назад, на улице? Почитай меня. Смит сразу понял, что должен умилостивить призрака афоризмом, пониманием.
— Я покажу тебе, — сказал он.
Он открыл «Желтые страницы», на букву «Э».
ЭСКОРТ, БЕЗ ОГРАНИЧЕНИЙ, КРАСИВЫЕ ДЕВУШКИ, КОНФИДЕНЦИАЛЬНО, 24 ЧАСА, VISA, MASTERCARD.
Вздох повторился в его голове, и дивный запах обвил его, когда Смит потянулся к телефону, чтобы позвонить «красоте».
— Ты веришь в призраков?
Улыбка девушки вздрогнула.
— Ээ, ну…
— Ничего страшного, — сказал Смит. — Полагаю, это была аллегория. Раньше я был писателем-романистом.
Он сидел за своим столом, за своей пишущей машинкой, которая была выключена. Он никогда не включит ее снова, и это опустошало и удручало его. Ему нечего было писать. Но это казалось подходящим местом для наблюдения: кругом его ограниченности. Я написал больше сотни книг, захотел он похвастаться. Ну и что? Зачем это говорить? Его книги не были настоящими.
— Что, хм… что бы ты хотел, чтобы я сделала? — спросила девушка.
Смит прищурился.
— Я хочу увидеть тебя. Я понимаю, как запутанно это звучит, но я нахожусь в поисках, и я боюсь, что я стал предметом значительного ограничения по времени. Однако совсем недавно я осознал возможность того, что реальность приходит только через признание или почитание человеческой красоты. Не объективное признание, а временное. Я ищу что-то, возможно, изнанку чего-то, что делает что-то реальным в наших умах и, что более важно, в наших сердцах. Для примера это как использовать предложения в художественной литературе. Объективно, предложение — это не что иное, как конфигурации чернил на листе бумаги. Но механизм слов и функционирование этого механизма в сочетании с тем, как мы определяем последовательность слов, влияют на транспонирование образов. Это делает предложение реальным в этом процессе. Процессе — ты понимаешь? — Смит сомневался, что она понимала. — Слова вдруг становятся реальными, каким-то другим, невыразимым образом.
Должно быть, он звучит хуже профессора. Ты просто кусок физического мяса, проще говоря. Но мне нужно видеть, что есть «ты» за пределами этого, не просто как тело, а как изображение, преобразованное через тело. Может ли это оскорбить ее? Поняла бы она?
По крайней мере, призрак, казалось, понял. Смит заметил, как часто он мелькает с тех пор, как приехала девушка по вызову. Он был уверен, что чем сильнее он стремился победить, ответив на вопрос — что реально? — тем реальнее становился призрак.
— Я чувствую запах духов, — заметила девушка.
— Да, — сказал Смит, но не стал уточнять. — Другими словами, мне просто нужно увидеть тебя. Вас обеих.
— Ах, — сказала девушка, растягивая слова. — Я поняла. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду. — Она улыбнулась порочной улыбкой и сняла короткое платице, цвета фуксии. — Ты просто хочешь посмотреть. Все нормально. Любой каприз за ваши деньги.
«Капризом» в случае Смита, была плата за эскорт в размере $150 с его карточки, плюс «чаевые». Он дал ей еще несколько сотен наличными; все, что оставалось в квартире. Зачем ему нужны деньги? Он никогда в жизни в этом не нуждался. Какая ему теперь от этого польза?
— Покажи мне свою красоту, — сказал Смит.
Затем снялись подвязки, чулки и кружевной лифчик с оборками, все такой же яркой, насыщенной фуксии. На ней не было трусиков. Перед Смитом теперь стояла ее грубая физическая реальность. Но… Недостаточно, подумал он, щурясь, проходя мимо своего стола. Ему нужно было увидеть ее красоту, и сначала она действительно показалась ему красивой…
Смит наклонил настольную лампу.
— Подойди ближе. Пожалуйста. Ближе к столу.
Она двинулась вперед, как шикарная модель на подиуме, принимая соблазнительные позы, поворачиваясь перед светом. Плоть вспыхивала в холодном блеске. Взгляд, еще один взгляд — и красота рухнула.
Шелковистые белокурые волосы и челка дисгармонировали с вощеным черным лобком. Ринопластика носа на элегантном лице казалась слишком совершенной. Глаза Смита ощупывали гибкое телосложение и наконец нашли кое-что. Тончайшая игла от липосакции оставила отметины вдоль ее бедер и талии, и когда она подняла руки, прямостоячие шары ее грудей легко отобразили шрамы от имплантатов, толщиной в волос.