Хищник цвета ночи

Серганова Татьяна

Вместо ответа Ник вручил мне полный бокал.

Как-то незаметно мы выпили бутылку, и мужчина уже откупоривал вторую.

— Первые два вопроса связаны, — произнес он, откладывая штопор в сторону и доливая вино в свой бокал. — Хотя, по сути, они все связаны, но первые два особенно. Один вытекает из другого. Я не буду заводить семью, потому что изгой. Я таким родился, — спокойно произнес Ник.

Я затаила дыхание, ожидая продолжения.

«Неужели сейчас все узнаю?»

От нетерпения аж пальцы свело.

— Наш

мир, мир двуликих, отличается от обычного, хотя мы во многом похожи. У нас есть зверь, хищник, вторая ипостась. Обычно она дремлет внутри, практически не влияя на ход событий, и получает полную свободу во время оборота. А еще необходимо одобрение зверя для создания семьи. Чаще всего это равнодушие, немое согласие. Крайне редко встречаются две другие разновидности: полное восприятие, означающее идеальное, сильное потомство, или полная антипатия. Обычно это два случая из тысячи. Мои родители попадают как раз в эту пару.

Ник взъерошил волосы, не отрывая взгляда от пламени в камине.

— Это была любовь с первого взгляда у человека и ненависть у зверя. Я ведь говорил тебе, что мы жили вне резервации, что нас не приняли. Отцу пришлось отказаться от зверя, заблокировать его, чтобы он не взял верх и не убил маму.

— Господи.

— Кирк З’Ерн — старший брат моего отца по матери. Он предупреждал, что это добром не кончится, что родители обречены на муки. Но они ослушались. Это не блажь, не игра. Я вырос в любящей семье и видел, как они друг к другу относятся. И сейчас вижу. Но что им пришлось ради этого вынести… Мой брат родился нормальным хищником, и казалось, что удалось преодолеть проклятие зверя… Пока не родился я.

— Но ты же тоже хищник, — не выдержала я.

— Хищник. Несуществующий подвид, можно сказать, альбинос нашего мира… Мой отец ягуар, мои братья ягуары, как и вся семья. Светловолосые и кареглазые. А я…

— Пантера, — тихо закончила, рассматривая темно-русые волосы, которые сейчас казались совсем черными, и ярко-зеленые глаза.

— Пантера, — кивнул Н’Ери. — Побочная ветвь… Мои дети будут людьми. И именно поэтому я отказался от идеи завести семью. Уже давно.

Я закусила губу, пытаясь прогнать подступающие слезы.

Как так можно? Как можно гноить ребенка только потому, что он родился другим?

— Мой вопрос, — вдруг произнес Ник. Он, в отличие от меня, расстроенным не был. Наверное, за пятьдесят лет можно смириться с собственным несовершенством. — Когда, где и с кем ты в последний раз спала?

— С тобой, — буркнула я и тяжело сглотнула.

— Перефразировать по-другому? — плотоядно улыбнулся он. — Когда, где и с кем у тебя был последний секс, Виктор-р-рия?

Молчание затянулось. Прищурившись, я пожевала губу и сухо поинтересовалась:

— Тебе не кажется, что это слишком личный вопрос?

— Ты ведь тоже задаешь личные вопросы. Касаешься тем, которые я ни с кем не обсуждаю.

— Почему бы тебе не спросить о чем-нибудь другом? Любимый фильм, актер или еще что-то?

— Вика, — оскалился Ник, — тратить свой вопрос, на который ты обязана отвечать честно и прямолинейно, на подобную мелочь — крайне глупо. Я хочу узнать твои тайные мысли, чувства и желания. Когда еще ты будешь со мной так откровенна, как сейчас?

— А если я откажусь отвечать?

— Сделка аннулируется.

— Но ты обещал ответить на все мои вопросы без этих игр, — возмутилась я.

— На два же я ответил.

— Шантажист, — процедила тихо, но возразить было нечего.

— Я же не играю с тобой на раздевание. Один вопрос — один предмет гардероба. Вот это шантаж. А так у нас просто разговор, обмен информацией.

— Хорошо. Макс Круглов, шесть месяцев назад, — с вызовом ответила я, но на последнем пункте все-таки запнулась. — Его машина.

И с каким-то маниакальным удовлетворением смотрела, как вытянулось от удивления лицо хищника, как слегка расширились глаза. Правда, чувство триумфа длилось недолго.

— Круглов? Айтишник? — недоверчиво переспросил Н’Ери. — Прыщавый двадцатилетний пацан в клетчатой рубашке и потертых джинсах?

— Ему двадцать четыре, — возразила, покрываясь с ног до головы краской смущения.

— Измайлова, ты шутишь? Ты и он?

«Если бы».

— Не шучу. Я и он.

О том самом позорном дне в моей жизни вспоминать не хотелось. Я и не вспоминала, надежно спрятав этот эпизод в глубине сознания. Пока Ник своим любопытством не заставил меня вытащить его на свет божий.

Н’Ери некоторое время молча меня разглядывал, будто силясь понять, как я докатилась до такой жизни.

— В машине? — уточнил он, когда тишина стала невыносимой.

— Угу.

— У него же шестерка, если я не ошибаюсь?

И взгляд такой невинный, что хоть вой. А я вдруг вспомнила неудобный салон, потертые чехлы винного цвета, скрип, покачивание рессор и восторженный шепот Макса.

Больно, обидно, стыдно. Злость стремилась найти выход, облегчить душу.

Дернувшись, схватила с дивана подушку и, запустив в хищника, попала прямо в лицо мужчине.

— Эй!

— Прекрати! — вспыхнула я и схватила еще один снаряд, но кидать не спешила.

— Я просто пытаюсь понять. Почему Круглов? Если бы ты переспала с Лариным, я бы еще понял, не одобрил, разозлился даже, но понял. Но айтишник? Он же никакой.

— Поэтому и выбрала. Знаешь, как вы меня достали? Самолюбивые самцы с завышенной самооценкой, ходите, задрав носы, и думаете, что каждая обязана падать ниц при вашем появлении! Надо же, облагодетельствовали, внимание уделили. А Круглов… — Я запнулась, увидев, как внимательно Ник на меня смотрит.