Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
Теодорих издал бешеный вопль, и, хотя у него не было меча, его рука непроизвольно потянулась к поясу.
Я продолжил свой рассказ, поведав королю, каким образом ухитрился так изменить свой облик, что, оставаясь неузнанным, смог внедриться в ряды воинов Страбона, подобно еще двум воинам из нашего turma.
— Только в Сердике мы с Одвульфом узнали друг друга. И решили отправить сюда Авгиса, сообщить тебе, что требования Страбона не следует принимать всерьез. После этого мы с Одвульфом по очереди, сменяя друг друга, охраняли ту, которая изображала Амаламену. И объясняли ей, что говорить и как вести себя в присутствии Страбона, чтобы не злить и отвлекать его, пока мы пытались придумать, что делать дальше.
Затем я коротко пересказал, как прошло путешествие от Сердики до Константианы, как постепенно нарастало нетерпение Страбона, пока отсутствовал Осер, с какой жестокостью он вел себя по отношению к хазарке.
— Бедняжка жаловалась, что он продолжал насиловать ее каждую вторую или третью ночь. А еще этот негодяй говорил, что не против сделать ее своей женой, надеясь, что принцесса родит ему наследника получше, чем его никудышный сын Рекитах. Более того, он заявил, что ты, Теодорих, из трусости простишь ему подобное оскорбление — и будешь счастлив породниться с могущественным Страбоном через этот брак.
Теодорих от души выбранился и прорычал:
— Thags Guth, что бедная девушка на самом деле не была моей сестрой. Но это не имеет значения. Я заставлю эту самоуверенную рептилию заплатить за такие слова.
— Возможно, что он уже заплатил, — заметил я и продолжил свой рассказ. Я поведал, что Страбону надоело напрасное ожидание и он уже готов был убить несчастную девушку, однако я подстроил так, что она уговорила Страбона организовать сражение между пленными эрулами. Как вы помните, мы с Одвульфом тогда подбили их устроить совсем другое представление. Я рассказал, как разъяренный Страбон заколол хазарку прежде, чем мы с Одвульфом сумели помешать ему, как мы наказали негодяя, изувечив его, как нелепо погиб отважный Одвульф, когда мы с ним уже почти вырвались на свободу.
— В общем, — скромно закончил я, — я один, подобно Иову, спасся, чтобы рассказать все это.
Теодорих, к тому времени уже успокоившийся, произнес:
— Тем не менее, Торн, ты прекрасно справился с этим заданием. Я и мои люди в долгу перед тобой. Я, разумеется, поставлю своей возлюбленной сестре роскошный кенотаф [14] . И еще один, хотя и не такой роскошный, воздвигну Одвульфу, Дайле и всем их товарищам, которые погибли. Что касается Авгиса, то я недавно повысил его и сделал командиром всадников. В знак признательности той отважной хазарке, которая столь самоотверженно послужила нам, я попрошу нашего придворного священника вознести заупокойную молитву о спасении ее души. Я ничего не упустил, сайон Торн?
14
Кенотаф (от греч. kenotaphion, букв. пустая могила) — могила, не содержащая останков покойного. Создавались в Древнем Египте, Греции, Риме и Средней Азии в случаях, когда умершего на чужбине нельзя было похоронить на родине.
— Да вроде нет, — ответил я. — Но, полагаю, нам надо еще кое-что обсудить, Теодорих. Боюсь только, что это не всем будет интересно.
Догадавшись, что я имею в виду, король встал, потянулся, зевнул и объявил, что наше заседание завершено. Пока мы все неторопливо двигались к выходу из тронного зала, Фритила придержал меня за руку, и мы отстали от остальных.
— Какая удивительная история, — заметил он. — Никогда прежде я не слышал о жертвах kreps, которые умирали бы так быстро и безболезненно. Возможно, я попрошу тебя навестить и других моих лежачих больных, которых разъедает трупный червь.
Я запротестовал:
— Принцесса умерла не от моей руки.
— Не имеет значения. Из тех сказок, которые ты сегодня тут рассказал, я вынес лишь одно: для Торна убийство — простая необходимость.
— Как ты можешь такое говорить, лекарь. Я совсем не такой жестокий человек, как ты полагаешь…
— Правда? Позволь процитировать тебе из Книги Иова: «Взлетит ли орлица, если ты прикажешь ей? Сверху, из своего гнезда, она высматривает добычу, она видит ее издалека. Где бы ни находился труп, она тут же оказывается там».
Лекарь холодно улыбнулся мне и вышел вон. «Почему, — недоумевал я, — он выбрал в качестве цитаты именно эти слова? И хищник, упоминавшийся в Писании, был женского рода?»
Когда Фритила и Авгис ушли, король сделал нам с маршалом Соа знак вернуться. Пока мы шли обратно к нашим кушеткам, я спросил Теодориха, понизив голос:
— Скажи, а эта красивая и роскошно одетая молодая дама, которая помогала Сванильде принести чашу с медом, — это, случаем, не та ли девушка из Сингидуна, которую ты называл Авророй?
— Та, — ответил Теодорих довольно громко. — И я, кстати, до сих пор зову ее Авророй. Я так и не смог запомнить ее настоящего имени. Видишь ли, как выяснилось, она носит моего ребенка, поэтому… — На лице его появилась немного гордая и слегка глуповатая улыбка, и он пожал плечами.
— Мои поздравления вам обоим, — сказал я. — Но… ты женился на ней и даже не помнишь имени супруги?
— Женился? Gudisks Himins, ничего подобного, я не мог так поступить. Поэтому она, разумеется, не является моей официальной супругой. Но теперь Аврора занимает бывшие покои Амаламены и выполняет все обязанности королевы. И так будет до той поры, пока я однажды не найду женщину, чье положение будет соответствовать статусу моей жены.
— А если ты такой не найдешь?
Теодорих снова пожал плечами:
— У моего отца, кстати, никогда не было законной жены. Наша мать — моя, Амаламены и другой моей сестры Амалафриды — была всего лишь наложницей. Подобное положение вещей никоим образом не пятнает нас и не является препятствием к браку. Пока я признаю ребенка или детей Авроры своими, только это имеет значение. И они считаются законными наследниками.
Когда мы втроем снова разлеглись на кушетках, мне рассказали новости. Как выяснилось, победа Теодориха под Сингидуном помимо военных имела еще и другие, весьма неожиданные последствия. И я, и так называемая Аврора поднялись от самых низов до весьма высокого положения: меня назначили маршалом и herizogo, а она фактически стала королевой. Наверное, я был единственным человеком на земле, который знал, какую боль причинило бы Амаламене то, что ее обожаемый брат сожительствует с другой женщиной, причем с женщиной гораздо ниже ее по положению. Да, сердце Амаламены, возможно, было бы разбито. А что я? Почувствовал ли и я приступ ревности?
Когда мы сделали еще по глотку меда, я сказал:
— До моих ушей дошли и другие слухи и сплетни, но они вполне могут подождать. Я и так уже достаточно долго рассказывал. Мне бы хотелось узнать, что произошло здесь, на западе, за время моего отсутствия.
Теодорих сделал знак Соа, и тот в нескольких словах, очень коротко, поведал мне о своей миссии ко двору императора. Насколько я уже успел узнать, когда сайон Соа прибыл в Равенну, то обнаружил, что на троне сидит уже не Юлий Непот, а мальчик по имени Ромул Августул, который собирается заявить права на пурпур. Из-за задержек, вызванных этими переменами: церемонии коронации, назначения новых советников и тому подобного, — сайону пришлось оставаться там некоторое время в ожидании момента, когда он сможет вручить новоиспеченному монарху послание Теодориха и копченую голову легата Камундуса. Когда все наконец улеглось и молодой император начал назначать аудиенции, в очереди перед Соа оказалось еще много всевозможных посланников. А затем неожиданно случился еще один переворот, результатом которого стало не просто свержение Ромула Августула, но падение Западной Римской империи. Теперь уже не приходилось говорить о том, что империей правят два равноправных императора. Одоакр, возглавивший переворот, хотя и считался королем, но был при этом подданным Зенона, императора Востока.