Хищность
Шрифт:
— Ты знаешь, что беременна, Элена?
Мои перепуганные глаза встретились с ее, добрыми и ласковыми. Мою ледяную руку накрыла ее теплая ладонь.
— Нет. Нет, — беззвучно шептали губы, и я судорожно трясла головой. — Только не ребенок, пожалуйста.
Я не хотела иметь ребенка от него. Я не хотела рожать ребенка после всего, через что прошла по вине Димитрия.
— Да, Элена. У тебя будет дочь. Она жива и вполне здорова. Через шесть месяцев девочка появится на свет.
Я заплакала. Я думала, что разучилась плакать за то время, которое провела
— О том, что с тобой случилось, милая, ты расскажешь мне позже. Позволь показать тебе твой новый дом.
Все еще не доверяя словам женщины, на нетвердых ногах я последовала за ней. По пути она представилась. Лючия. Так ее звали. Я протрезвела мгновенно еще в тот момент, когда впервые услышала о ребенке в моем чреве. Хотелось курить невыносимо, поэтому я с силой сжала руки и длинные переломанные во время вчерашней драки ногти впились в мои ладони. Димитрий сломал жизнь мне, но я сделаю все возможное для того, чтобы мой ребенок родился здоровым и никогда не узнал о том, каким чудовищем был его отец.
Веги, невероятно добрые веги отдали мне новый недавно отстроенный дом. Каждый день ко мне приходили женщины из селения — помогали убираться, готовили, пытались завести со мной разговор. Я грубо обрывала их и громко хлопала входной дверью за уныло сгорбленными спинами. Конечно, не они были виноваты в том, что случилось со мной и моей жизнью. Я просто была зла, по-хищному зла и агрессивна. Ведь я уже долгое время питалась мясом.
Спустя неделю моей новой жизни в деревне, та девушка, которая существовала в моих воспоминаниях о времени до знакомства с Димитрием, начала возвращаться. Тогда и состоялся первый длительный разговор с психологом.
— Ну, здравствуй, Элена.
Я села напротив стола Лючии и пристально посмотрела в ее скрытые окулярами с широкой оправой глаза. Час в неделю разговора с этой женщиной — единственное условие, которое поставили мне жители общины для того, чтобы принять меня в их селение. Я согласилась. Ради благополучия моего ребенка я согласилась бы на гораздо большее.
— Расскажи мне о себе Элена. Кто ты и откуда.
Я нахмурилась, потому как поняла, что вроде бы простые вопросы Лючии поставили меня в тупик.
— Я никто. Не вег и не хищник. У меня нет дома. И нет никого, кому было бы до меня хоть какое-то дело.
Она кивнула. Женщина встала и налила мне кружку горячего чая.
— Ты вег, Элена, не смотря на то, что долгое время ты травила свой организм трупными ядами, ты одна из нас — тест не ошибается, — я закатила глаза и скрестила руки. — Сейчас и у тебя и у твоего ребенка есть дом, который отныне принадлежит вам.
Это был нечестный ход. Лючия взывала к моему чувству ответственности. Однако, он сработал. Я немного приоткрыла дверь в мой покалеченный хищниками внутренний мир.
— Все жители нашего селения переживают за тебя не смотря на твою холодность и грубость. Мы знаем, что тебе пришлось нелегко.
Я горько рассмеялась. Они ничего обо мне не знали. Они не знали ничего
— Я не хочу жить, — простонала я, глядя в потолок.
— Теперь ты в безопасности, Элена. Никто не тронет тебя. Хищники никогда…
— Они придут сюда так же, как пришли в мой город! — я заметила, как округлились глаза Лючии, как женщина в изумлении задержала дыхание. — Да, они растерзали всех в моем селении. Я была там спустя три дня. Хищники беспощадны. Не сегодня так завтра они сделают то же и с вами, со всеми вами. Вы думаете, что способны противостоять им? Ничто их не остановит. Для них мы скот. Просто мясо.
— Девочка моя, — совершенно посторонняя женщина подбежала ко мне и крепко-крепко обняла. — Здесь все иначе. Очень скоро ты в этом убедишься. Никогда, слышишь, больше никогда не случится то, что произошло в твоем городе. Верь мне! Теперь я понимаю, почему ты такая. Но как ты выжила, детка? Что с тобой произошло?
Меня нисколько не трогала ее жалость. Хочет узнать, пусть узнает.
— Полтора года я жила среди хищников. Один из них украл меня в ночь трагедии. Я была с ним.
По лицу Лючии я догадалась, что женщина не верит моим словам. Конечно, по общепринятому мнению ни один вег не способен просуществовать полтора года в мире этих зверей.
— Сколько тебе лет, Элена?
Я давно не видела свое отражение в зеркале, с тех самых пор, как обрила на лысо голову и сделала татуаж век.
— А сколько вы мне дадите? — я не старалась быть оригинальной, просто стало очень интересно, на сколько лет я выглядела в глазах этой дамочки.
— Двадцать семь-двадцать восемь. С учетом того, что ты одна из нас.
Я опустила голову и представила печальные глаза моей мамочки.
— Весной мне исполнится девятнадцать.
Пролетели четыре недели. Почти месяц жизни без Димитрия и ему подобных. Следующие три визита к психологу прошли в совершенно другом ключе, нежели первый. Лючия поинтересовалась, не хочу ли я узнать больше об их селении, и получив положительный ответ, принялась с энтузиазмом рассказывать об общественной жизни деревни, которая, в сущности, практически ничем не отличалась от моей собственной, той, в которой я выросла.
Меня ее разговоры немного отвлекали от мрачных мыслей, и перед пятым визитом я поймала себя на мысли, что с радостью собираюсь на встречу с Лючией. Кроме нее я не поддерживала никаких контактов, полностью игнорируя все старания других людей наладить со мной общение.
Сегодня психолог была гораздо серьезнее и собраннее, чем прежде. Вопреки сложившейся традиции, травяной чай она предложила в начале нашей беседы, а не ближе к ее середине. Я сразу уловила изменение в настрое Лючии.
— Расскажи мне о том, что происходило в те полтора года, которые ты провела с хищниками.