Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов
Шрифт:
Из четырех проводников, находившихся при кавалерии, двое, один за другим, посланы были начальником отряда с приказанием в колонну Козловского, один оставался при приставших казаках, и один, Ата-Мурат-хан, находился при Маркозове. Ата-Мурат, сначала уверявший, что знает дорогу, к 11 часам ночи начал сбиваться и наконец сказал, что не знает наверно — та ли дорога, и если та, то колодцы должны быть близко, а если не та, то он не знает, как далеко еще до Орта-кую. Так как чрез эту неуверенность проводника рождалось сомнение, что быть может дорога ведет и не к колодцам, а в сторону от них, то начальник отряда приказал колонне остановиться, а между тем тотчас же послал Ата-Мурат-хана, с фейерверкером из татар Гайнуллою и армянином маркитантом Мосесом, разведать, как далеко еще осталось до колодцев, приказав им как можно скорее возвратиться. Было уже около полуночи, когда люди, пройдя, по всей вероятности, верст около 30, не могли далее двигаться.
В мучительном ожидании возвращения посланных прошло около 2 1/2 часов. Воды не было ни капли. Приходилось подумать о спасении людей. Идти вперед, не зная в каком расстоянии и даже в каком направлении находились колодцы, было безрассудно. Идя назад, можно было наверное рассчитывать встретиться с пехотою и получить от нее хотя не много воды для казаков. Маркозов решил отступить на встречу эшелона Козловского. В то же время он отправил Левиса, с командою доброконных казаков, отвезти задним эшелонам приказание тоже повернуть к Игды, а Козловскому, кроме того, выслать воды на встречу казакам.
Казаки
Между тем эшелон Козловского, пройдя 19-го утром верст 14, остановился. Отставших было в кабардинском батальоне до 30 человек, в сборной роте не более 7 и в артиллерии 4; но совершенно обессилевших и без чувств еще не было. Присталым воды не давалось, для того, как показывал в последствии начальник эшелона, «чтобы не подать повода и другим расходовать несоразмерно свою воду и отставать для получения ее вновь». На привале роздали по котелку воды каждому человеку в кабардинском батальоне и по 9 крышек людям сборной роты. Здесь Козловский получил от начальника отряда приказание идти на Бала-ишем. Колонна выступила туда в пятом часу пополудни. Но пройдя верст 8 Козловский получил новую записку от Маркозова: повернуть на Орта-кую, «так как колодцы Бала-ишем могут быть засыпаны». При этом начальник отряда предложил Козловскому выслать одну роту с посудой вперед к Орта-кую, с тем чтобы она подвезла воду на встречу его эшелона, так как подвезут ему воду еще ранее этой роты и казаки. Сделав верст 10, Козловский вынужден был остановиться ибо проводники опасались ночью сбиться с дороги. Присталых было больше, чем во время утреннего перехода. Люди были сильно утомлены, в особенности в сборной роте. На ночлег роздали в кабардинских ротах еще по котелку воды каждому человеку; командующий же сборною ротою, получив всего два бочонка воды, роздал только один, причем на человека пришлось по три крышки, а другой бочонок оставили для следующего дня.
20-го числа, с восходом солнца, кабардинский эшелон выступил вперед и шел до 7 1/2 часов утра. В это время прибыл к нему капитан Тер-Асатуров с несколькими казаками и сообщил ему, что кавалерия отступает, находясь в бедственном положении. Козловский остановился и послал на встречу ей 12 бурдюков воды, которую он взял у людей одного из проводников, нанявшего своих верблюдов отрядному маркитанту и отправлявшаяся с этими верблюдами из Игды к Орта-кую не прямо, а через колодцы Бала-ишем. Караван этот только что присоединился к колонне. Туркмены, бывшие с ним, передали, что кол. Бала-ишем не засыпаны и находятся не вдалеке от места привала. Козловский тотчас же послал приказание роте, направленной к Орта-кую, повернуть на Бала-ишем и подвезти воду к эшелону. Вслед затем прибыл и Левис с 22 казаками, посланный Маркозовым, и передал Козловскому приказание возвратиться. Так как лошади были не поены уже вторые сутки, то Левис потребовал от Козловского воды для лошадей, чтобы, напоив их, передать приказание начальника отряда и всем задним эшелонам. Но Козловский, имея воды самое ограниченное количество, не мог напоить лошадей, он дал только казакам и предложил Левису послать приказание начальника отряда с туркменом, самому же идти к колодцам Бала-ишем; на это Левис согласился. С туркменом отправил приказание в задние эшелоны, а сам с проводником, данным ему Козловским, поехал к Бала-ишему. чрез несколько времени начальник эшелона послал еще 10 бурдюков воды на встречу казакам; затем еще из каждой роты по два человека с водою и по пяти верблюдов, для подвозки отсталых казаков. Часов около 11 передовые из возвращавшихся казаков дошли до кабардинского лагеря. Здесь казакам дали опять по крышки воды, и те из них, которые были в силах, немедленно направились к Бала-ишему, отстоявшему верстах в 15 от лагеря. На пути к этим колодцам казаки подвергались таким же мучениям и приходили в такое же изнеможение, как при следовании к кабардинскому лагерю, только все это здесь проявлялось еще в более сильной степени. Передовые казаки стали подходить к Бала-ишему часа в три, а остальные следовали по одиночке по всему пути от эшелона до Бала-ишема. Начальник отряда остался в кабардинском эшелоне и был свидетелем тяжелого положения, в котором находилась сборная рота. На весь день люди ее получили только по три чары воды из запаса, данного ей накануне [126] . В другой роте оставалось не более шести человек, способных на какую нибудь службу; остальные люди, мучимые жаждою, или разбрелись в бессознательном состоянии искать воды, или же лежали в изнеможении и просили дать им воды; семь человек были совершенно без чувств, и только благодаря священнику Бекаревичу, давшему им воды, они были спасены. Часов в 7 прислали в эшелон воду в нескольких бурдюках, отбитых передовыми казаками подполковника Левиса у встреченных при колодцах Бала-ишем туркмен, которые побросали верблюдов и разбежались, кроме двух человек, там же захваченных. В 10 часов вечера пришла стрелковая рота из Бала-ишема с водою, сделав в этот день более 40 верст. Люди сборной роты, за исключением семи пораженных солнечными ударами, оправились и на другой день могли идти в Бала-ишем.
126
Кабардинцы получили по 3/4 котелка воды. Случаев, совершенного изнеможения людей было около 20.
21 апреля начальник отряда прибыл с сборною ротою в Бала-ишем, куда вскоре затем подошел и кабардинский батальон. Переход этот сделан был благополучно как кабардинцами, так и сборною ротою. Люди, имея воду в достатке, ни обморокам, ни особому утомлению не подвергались и только в сборной роте, из наиболее ослабевших накануне, 20 человек ехали на верблюдах.
В Бала-ишеме произвели перекличку казаков, не оказалось четырех человек; из них трое первыми заболели при отступление 20 апреля и остались на дороге от бывшего кабардинского лагеря к Орта-кую. За ними послали верблюдов с туркменами-проводниками и с водою. Часам к пяти пополудни вернулись к отряду: туркмен Ата-Мурат, фейерверкер Гайнулла и армянин Мосес, отправленные в ночь с 19 на 20 число к Орта-кую, для отыскания этих колодцев. С ними происходило следующее. До колодцев Орта-кую они доехали до рассвета. Колодцы оказались приблизительно верстах в десяти от места последней остановки казачьих сотен; их оказалось четыре; воды в них достаточно и довольно хорошего качества. Наполнив шесть бутылок водою, фейерверкер Гайнулла поехал к месту последней остановки сотен; Ата-Мурат же и Мосес остались у колодцев ждать прибытия Маркозова. Наступил уже полдень, но ни отряда, ни Гайнуллы не было видно. В это время к Орта-кую
127
Четвертый из не оказавшихся по перекличке.
128
До Красноводска их довезли на верблюдах. По приезде туда, один из них умер.
Найденная в Бала-ишеме в изобилии вода (18 колодцев) освежила людей и животных. Весь день 21 числа был занят поданием помощи людям, пораженным солнечными ударами и изнемогавшим от усталости и потери сил. К общему упадку и истощению сил нижних чинов не мало способствовало еще и то обстоятельство, что жара последних четырех дней отнимала всякую охоту и возможность к принятию какой бы то ни было пищи.
Между тем задние эшелоны: дагестанский, ширванский и самурский 19 и 20 чисел находились в следующем положении. В двух ширванских ротах отставших было не более 10–15 человек, а случаев обморока не было вовсе. В полевом артиллерийском дивизионе, следовавшем при этих ротах, был пример истощения сил нескольких человек на пастьбе 20 числа во время дневного привала. В самурских ротах, выступивших только 20 числа после обеда из Игды, в этот день утомленных людей не было. На другой день, уже после поворота назад, вследствие очень длинного перехода, так как эшелону приказано было дойти непременно до Игды, пристало человек около десяти, но людей, падавших обморок, не было вовсе. На дневном привале был только случай солнечного удара с солдатом, лежавшим на солнце, не прикрывшись ничем. В дагестанских ротах изнурение людей обнаруживалось еще в меньшей степени.
18, 19, 20 и 21-го, также как и до 3 1/2 часов пополудни 22-го числа, большую часть дня термометр Реомюра показывал свыше 40°, а 19 апреля к часу пополудни ртуть поднялась свыше 45°. Падающие от изнурения и зноя верблюды, лошади и бараны до того усеяли своими трупами окрестности лагерных мест, что отряду, в случае продолжительной стоянки на одном месте, грозила зараза. Во время привалов верблюдов приходилось посылать на пастьбу за 6 и даже более верст от колодцев, так как ближе корма были вытравлены до прихода отряда. Верблюды и при хорошем корму занимают чрезвычайно большое пространство. Можно представить, сколько места должны были занимать сотни верблюдов каждого эшелона на пастьбе с плохим кормом. Пространство в несколько квадратных верст, при пересеченной песчаными буграми местности и при той особенной важности, которую для отряда представляли верблюды, требовало большого числа людей для прикрытия их и весьма больших трудов. Людям, после 15–20 верстного утреннего, перехода и в ожидании дальнейшего марша ночью, поминутно приходилось бегать по высоким буграм за животными и загонять их при страшной жаре, что без сомнения увеличивало спрос на воду. Выставлять на каждое звено по бочонку воды как это было сделано в Бала-ишеме, на безводных переходах не было никакой возможности. Самая вода не была в состоянии утолить жажды. Дня через три она обращалась в какой то подогретый кисель из жидкости, которая еще в колодце имела отвратительные качества. Глубокие пески, не редко перемежающиеся с известковою пылью, сушат грудь горло и язык; солнечные лучи при недостатки воды приводят людей в совершенное изнеможение, парализуют даже лошадей, чему образчиками служат лошади Маркозова и князя Чавчавадзе, пользовавшиеся лучшим сравнительно с другими уходом и, тем не менее, в числе других павшие от солнечных ударов.
«Будучи от природы здоров, доносил Маркозов в кавказский штаб, несомненно крепче многих солдат, между которыми нередки юноши в 22–23 года, я ставил себя в их положение и сознавал, что требуемое от них, по необходимости, даже для меня было бы невыполнимо. Выпотение так велико, что нет меры количеству воды, которое нужно влить в желудок, чтобы утолить жажду. Даже самые воздержанные офицеры, конечно, значительно менее, сравнительно с солдатом, несущие физический труд, нуждаются в жаркие дни по крайней мере в 4–5 бутылках жидкости. Значительное количество инфузорий, заключающихся в воде, делали последнюю весьма вредною для желудков, и, наконец, необыкновенное высыхание воды в бочках заставляло расходовать ее весьма бережно».
Обстоятельства эти, сопровождавшие движение отряда в течение четырех дней, выяснили вполне, что хотя и с большим трудом, но отряд все-таки может пройти до крайнего пред хивинским оазисом колодца Доудур, но от этого колодца до Змукшира оставалось не менее 220 верст. Приходилось подумать, на что отряд может рассчитывать, идя все вперед и вперед. Размышления по этому вопросу привели Маркозова к заключению, что идти вперед безрассудно. Еще в 6 часов вечера 20 апреля, из лагеря при кабардинском эшелоне, он отправил начальникам задних эшелонов следующую записку: «кавалерия наша почти вся легла: безводие здесь поразительное; далее идти нельзя. Прошу отступить к колодцам Игды, откуда выслать воду на встречу колонне к 22 апреля. Отступая, старайтесь помогать друг другу». Хотя на другой день по прибытии Бала-ишем, под влиянием представления некоторых начальников, что вверенные им войска могут идти вперед, если им дать отдыху несколько дней, решимость начальника отряда отступать к Красноводску и начала было колебаться и Маркозов хотел с некоторою частью отряда идти вперед, для чего уже отданы были им приказания Левису выбрать доброконных казаков и ехать в Игды вновь повернуть эшелоны к Бала-ишему, но благоразумие и сознание долга спасти жизнь людей там, где жертвовать ею было бы совершенно бесполезно, к счастью, одержали верх. Полковнику Маркозову сделаны были представления о том, что неудобно решиться на дело, не обсудив его всесторонне, и что было бы полезно вызвать начальников задних эшелонов для этого обсуждения. Последних вызвать можно было или вместе с их эшелонами, или послать за ними конвой из казаков. Как то, так и другое было равно не удобно: потерялось бы много времени, в войсках от продолжительной стоянки на одном месте появились бы болезни от гниющих трупов животных, а фактическая невозможность дальнейшего движения вперед для них все-таки не была бы ясна. Пришлось ограничиться лишь теми начальниками, которые находились в Бала-ишем Таким образом были приглашены: командир кизляро-гребенского полка подполковник князь Чавчавадзе, командующий сводным казачьим дивизионом подполковник Левис-оф-Менар, начальник эшелона и командир 2-го батальона кабардинского полка майор Козловский, командующий горною артиллериею в эшелоне майора Козловского капитан Мерковский, врач Биейко, флигель-адъютант Милютин, адъютанты главнокомандующего капитан Ореус и штабс-ротмистр Корсаков и личный адъютант начальника кавказского штаба капитан Семенов.