Хижина тети Томы
Шрифт:
На двери смотрительского скворечника по-прежнему красовался амбарный замок, но я уже знала, что делать. Толкнула оконные рамы, которые днем не потрудилась плотно закрыть, влезла в домик, поставила раскладушку, постелила себе, переоделась в ночнушку и легла спать – все это не зажигая света и не производя особого шума. Коснулась головой подушки (Нюня привычно пробормотала: «На новом месте приснись жених невесте!») и заснула как убитая.
Мироздание вновь проявило поразительную отзывчивость и при этом опять перестаралось. Жених невесте не просто приснился –
– Ой, кто это?! – задергалась я, придавленная тяжелым телом.
Темно было – хоть глаз коли, и страшно до судорог, да еще и тяжело: словно бревно сверху упало! Хотя бревна я бы так не испугалась, бревна – они если и падают, то ведут себя тихо, не лезут к придавленным под одежду, не плямкают в ухо и не бормочут: «Вот это подарочек, вот это я понимаю – инициатива!»
– Какая, на хрен, инициатива?! – придушенно выкрикнула я, от страха почти преодолев свою нелюбовь к ругательствам. – В чем дело? Чего вам надо?
– Что нам надо – шоколада! – прохрипело неправильное бревно, после чего обозвало меня своей сладенькой крошкой и оборвало пуговку на сорочке.
От ужаса меня парализовало, и я замерла навытяжку, как солдатик. «Бревну» это очень понравилось. Нюня моя упала в обморок, и далее я действовала под диктовку Тяпы.
Едва мое тело обрело чувствительность (местами, спасибо рукастому «бревну», почти приятную), я подняла свои собственные руки вверх, завела их назад, нащупала на стене в изголовье раскладушки деревянную раму, крепко взялась за ее углы, дернула – и плашмя обрушила зеркало на фанерной основе на голову своего врага!
Надо ли говорить, что при последующем рассмотрении в свете электрической лампы он оказался уже знакомым мне рыжим красавцем с зелеными глазами? Которых я, впрочем, не видела, так как после удара Рома закатил их под лоб.
На сей раз я не стала делать ему искусственное дыхание, ограничилась исключительно бодрящими оплеухами. Это помогло ничуть не хуже.
– Татьяна! Ты самая наглая девица, которую я знаю! – еще не открыв глаза, заявил пострадавший.
– Рассказывай! – фыркнула я.
– Нет, в самом деле! – Он продолжал настаивать. – Сама пришла, почти голая, сама залезла в мою постель, а когда я стал приветствовать эту приятную инициативу, сама же дала мне по башке!
В таком контексте мое поведение и в самом деле выглядело как-то не очень красиво. Я открыла рот и замолчала, а Рома – нет. Наоборот, его голос окреп:
– Кстати, чем ты меня?
– Зеркалом, – призналась я.
– Разбилось? – заволновался он.
Я не поняла, что именно его беспокоит, но, поскольку и голова, и зеркало остались целы, коротко ответила:
– Нет.
– Отлично. – Он открыл глаза.
– Не пялься! – сердито сказала я, запахивая ночнушку, с которой чуть раньше градом, как спелые желуди, осыпались пуговки.
– Не буду! – согласился он, невоспитанно продолжая пялиться.
Успешно отразив зеркалом ближнего боя вражеское наступление, я, как победительница, осталась на раскладушке, а Рома свалился на пол, но
– Я ухожу! – поднимаясь на ноги, сообщила я.
– В таком виде?
Лунный свет, сочащийся сквозь грязное стекло, позволял разглядеть пикантные дырки в моем наряде.
– Ночь темна! – поэтически заявила я, глянув в окно и мельком подумав, что предпочла бы ночку еще потемнее.
– Час поздний, по улицам бегают злые собаки и пьяные мужики! – припугнул меня Рома.
Я высокомерно промолчала, сдернула с раскладушки одеяло, закуталась в него а-ля Юлий Цезарь и только после этого с подобающим образу величием повторила:
– Я ухожу!
– В одеяле?
– Надеюсь, меня никто не увидит.
– А я, значит, останусь без одеяла?! – возмутился он.
– Ах, вот что тебя волнует?! – вспыхнула я. – Озябнуть боишься? Цуцик!
Рассвирепев, я одним движением сбросила с плеч одеяльную тогу и метким пинком зашвырнула ее в угол.
– Почему – Цуцик? – отбившись от одеяла, с веселым смехом спросил Рома.
Я не удостоила его ответом, спеша оправить на себе перекрутившуюся ночнушку: ее новые, не предусмотренные фасоном дырки крайне неудачно пришлись исключительно на пикантные места. Вспомнив, что у меня есть нормальный сарафанчик, я сцапала его со стула и повернулась к Роме спиной, собираясь немедленно переодеться. По уму, для этого сначала нужно было раздеться, но я решила пойти другим путем. Напялю сарафан поверх ночнушки – и все дела! Получится наряд в милом народном стиле с легким оттенком трогательного слабоумия: в сорочке, выпирающей из-под узкого сарафана пышными капустными кустами, я буду смотреться прелестной деревенской идиоткой. Нюне это должно понравиться.
– Да ладно тебе, Танька, спи тут! – отсмеявшись, предложил Рома. – Я тебя не трону, не бойся!
Торопясь убедить меня в чистоте и невинности своих намерений, он завернулся в одеяло, уткнулся носом в стену и старательно засопел, а вскоре и захрапел.
– Притворяется! – недоверчиво прошептала моя Нюня. – Сам не спит, хочет усыпить нашу бдительность!
– Ой, да хоть бы он ее уже усыпил, и тебя вместе с ней! – огрызнулась Тяпа. – Сколько можно изображать из себя недотрогу!
– А ну не ссориться! – шикнула я.
Одинокая ночная прогулка по спящему поселку меня не привлекала. Я нерешительно присела на раскладушку и, чтобы занять руки, аккуратно сложила свой сарафан. С чего это Рома взял, что я боюсь его приставаний? Да если бы я с самого начала знала, что на меня упал он, а не какое-то страшное незнакомое бревно…
Я улыбнулась своим мыслям, отложила в сторону сарафан и прилегла. Закрыла глаза, повернулась на бочок, сунула сложенные корабликом ладошки под голову и спокойно уснула.
Теплый солнечный зайчик лег мне на плечо, протянул лапку, потрогал веко, пощекотал нос. Я чихнула и проснулась.