Хлеб великанов
Шрифт:
Себастьян не смог объяснить. Слова вырвались у него сами собой.
— Все равно, вещи — это еще не красота, — сказал Вернон.
— Красота. Дирфилдс красивый, а Эбботс-Пьюисентс еще красивее.
— Когда Эбботс-Пьюисентс будет принадлежать мне, — сказал Вернон, — ты можешь приходить и жить там, сколько захочешь. Мы всегда будем друзьями, что бы там люди ни говорили, правда?
— Мы всегда будем друзьями, — сказал Себастьян.
Мало-помалу Левины пробивали себе дорогу. Церкви был нужен орган — мистер Левин
Люди стали говорить так:
— Конечно, они совершенно невозможны, но они такие добрые.
Было слышно и другое:
— Ах! Конечно, они евреи, но глупо иметь какие-то предубеждения на этот счет. Многие хорошие люди были евреями.
10
Лига подснежника — организация консерваторов, выступающая в защиту англиканской церкви и монархии.
Говорят, викарий к этому добавил: «В том числе Иисус Христос», — но этому не очень верили. Викарий холост, что весьма необычно, он носится со странными идеями о Святом Причастии, иногда произносит непонятные проповеди, но, чтобы он мог произнести что-то кощунственное, в это никто не верил.
Именно викарий привел миссис Левин в кружок кройки и шитья, который собирался два раза в неделю, чтобы снабдить необходимыми вещами наших храбрых солдат в Южной Африке. Встречаться с ней дважды в неделю было как-то неловко, но в конце концов леди Кумберли, тронутая огромным взносом в Лигу Подснежника, сделала решительный шаг и пригласила их к себе. А куда леди Кумберли, туда и все.
Не то чтобы с Левиными очень сблизились, но их официально признали. Люди стали говорить:
— Она очень добрая женщина, хотя одевается она просто немыслимо.
Но и это уладилось. Миссис Левин была очень восприимчива, как и вся ее раса. Вскоре она стала появляться в костюмах из еще более грубошерстного твида, чем у соседей.
Джо и Вернон получили торжественное приглашение на чай к Себастьяну Левину.
— Я думаю, надо разок сходить, — вздохнула Майра. — Никто не требует от нас сближаться с ними. Этот мальчик такой чудной. Ты не будешь ему грубить, Вернон, дорогой?
Детей торжественно познакомили с Себастьяном. Это их очень позабавило.
Но быстроглазая Джо уловила, что миссис Левин знает об их дружбе гораздо больше, чем Майра. Миссис Левин была не дура. Она была как Себастьян.
Уолтер Дейр был убит за несколько недель до конца войны. Погиб он вполне геройски: его застрелили, когда он вытаскивал из-под огня раненого товарища. Его наградили посмертно, а письмо от полковника, которое он написал Майре, она хранила как величайшее сокровище.
«Я
Майра снова и снова перечитывала это письмо, читала его всем своим друзьям. Она отбросила легкую обиду оттого, что муж не прислал ей ни прощального слова, ни письма.
— Как истинный Дейр, — сказала она себе.
Вообще-то Уолтер Дейр оставил письмо «на тот случай, если меня убьют», но не к Майре, и она о нем так и не узнала. Она была разбита горем, но счастлива. После смерти муж стал принадлежать ей так, как никогда при жизни, и, с легкостью представляя вещи такими, какими она хотела их видеть, Майра сочинила убедительный роман о своем счастливом замужестве.
Трудно было сказать, как смерть отца воспринял Вернон. Горя он не испытывал; он казался еще более бесчувственным из-за явного желания матери, чтобы он проявлял чувства. Он гордился отцом, так гордился, что ему было больно, и понимал, что имела в виду Джо, когда сказала, что для матери было лучше, что она умерла. Он отчетливо помнил последнюю вечернюю прогулку с отцом… что тот говорил ему… чувство, соединявшее их.
Он понимал, что отец не хотел возвращаться. Он жалел отца — так было всегда, он не знал почему.
Он испытывал не горе, а что-то вроде одиночества, охватившего душу. Отец умер, тетя Нина умерла. Есть, конечно, мама, но это совсем другое.
Он не мог утешить мать — никогда этого не мог. Она его тискала, обнимала, плакала, говорила, что теперь они должны стать всем друг для друга. А он не мог ответить ей тем же. Не мог даже обнять ее.
Хоть бы скорее кончились каникулы. Мать с красными глазами и вдовьим крепом — она все подавляла собою.
Из Лондона приехал нотариус мистер Флеминг, из Бирмингема — дядя Сидни. Они прожили два дна, и под конец Вернона пригласили в библиотеку.
За длинным столом сидели двое мужчин. Майра расположилась в кресле у камина, прижимая к глазам платочек.
— Ну, мой мальчик, у нас к тебе есть разговор. Как ты смотришь на то, чтобы переехать в Бирмингем, поближе ко мне и тете Кэри?
— Спасибо, — сказал Вернон, — но я лучше буду жить здесь.
— Ты не думаешь, что здесь мрачно, а? Я подобрал веселый домик — не слишком большой, ужасно удобный. Рядом будут кузины, вы будете играть на каникулах. По-моему, хорошая мысль.
— Да, конечно, — вежливо ответил Вернон. — Спасибо, но я предпочел бы жить здесь.
— A-а! Хм, — сказал дядя Сидни. Он высморкался и вопросительно посмотрел на нотариуса, тот слегка кивнул.
— Это не так просто, старина, — сказал дядя Сидни. — Я думаю, ты достаточно взрослый и поймешь, что я тебе объясню. Теперь, когда отец умер… э, ушел от нас, Эбботс-Пьюисентс принадлежит тебе.
— Я знаю, — сказал Вернон.
— А? Откуда ты знаешь? Слуги проболтались?