ХМАРА
Шрифт:
-Не местный я.
-То-то я смотрю, крест не целуешь, с расспросами толкаешься, я тебя еще у ворот приметил, видел как ты меч с перевязи снял. Что, хотел в спину ударить?
Я отрицательно покачал головой.
-Неужто за нас вступиться?
– изумленно воскликнул святой батюшка и с подозрением покосился на торчащий из-за моей спины щит.
– Рыцарь, вой по- ихнему, да?
Я снова отрицательно покачал головой.
-Тогда кто?
Я неопределенно пожал плечами.
-Ну, парень, так не бывает.
-Бывает, - нехотя возразил я. Мне не хотелось ему врать, но и откровенничать, я пока тоже не спешил.
– Издалека я. Как пришел сюда, кем был - не помню, куда путь держать - не знаю.
-Хм, мы тоже, грехи наши тяжкие, не местные. Как сюда попали так же не ведаем. Шли по делам
Я невольно улыбнулся и кивнув в сторону бурлящей толпы, ответил:
-Кабаков здесь хватает. А коль вас так привечают, то и с обедом, я думаю, не задержатся.
– Я снова с неприязнью взглянул на заполненную людьми площадь, мне-то уж дармовой обед не светит. Хорошо еще что деньги при мне, а то пришлось бы подаяния просить. Нет, пока в кармане еще позвякивают монеты, я в этом городе не пропаду. Или пропаду?
-А скажите, святой отец, давно ли вы в этом мире по дорогам бродите?
-Да почитай месяца два будет. Вот как на вербные празднества в лесу оказались, так до сих пор свет истины и ищем.
-А много ли городов да деревень малых на пути вашем лежало?
-Хм, - отец Клементий, сдвинув на бок шапочку, в задумчивости почесал макушку.
– Да городов, почитай, ни одного, окромя этого и не было. А вот деревень малых целых, - он смолк, словно бы вспоминая, - две. Первую-то мы прошли почти не задерживаясь. Два- три дня пожили, с обычаями местными знакомившись да молитвами хозяев одаривая. А как прознали что да как, так и в путь поспешили, благодарными селянами провожаемые .- При этих словах он воровато огляделся и почему-то почесал то место что находится чуть пониже спины и которому обычно достается, когда непрошеного гостя выпроваживают за околицу. Ой, что-то темнит батюшка.
– Вот во второй деревеньке, что и деревенькой назвать язык не поворачивается, так, хуторок в три домика, приют себе ужо долгий сыскали, что бы, значит, в молитвах и смирении поразмышлять над путями божьими...
– он хотел добавить что-то еще, но в бурлящей на площади толпе произошли какие-то изменения. Слаженный крик, вырвавшийся из нескольких сотен глоток, пронесся над городом, едва не разорвав мои перепонки.
-Зрелищ, зрелищ!
– скандировала толпа, стоящая на площади.
– Казнь! Казнь!
– вторили им жители города, высунувшиеся из окон близлежащих зданий. Я присмотрелся. Магистры, сплоченной группкой покидая помост, уходили в сторону магистрата. Вслед за ними два дюжих стражника волочили изо всех сил упиравшегося отца Иннокентия, еще десятка полтора осторожно подступали к нашим персонам.
-Вам не кажется, святой отец, что за разговором мы упустили нечто важное?
– глядя на наступающих, спросил я у беспокойно переступавшего с ноги на ногу отца Клементия. Тот согласно кивнул и поудобнее перехватил свою "тросточку". Тучи сгущались. Я ухватился за меч и, не вытаскивая его из ножен, первым начал драку. Ох, мы и повеселились. Первая моя потасовка ни шла с этой ни в какое сравнение, да и где было развернуться в тесноте кабацкого помещения? Рубились мы долго, дубася всё увеличивавшегося числом противника направо и налево. Я, размахивая над головой так и не вытащенным из ножен мечом, словно дубиной молотил по головам и спинам особенно обнаглевших, а отец Клементий, вконец изломав свой посох, мутызгал нападавших кулаками. Рухнули мы почти одновременно, я от предательского удара обрушившегося на мою голову сзади, а отец Клементий под весом облепивших его со всех сторон противников. Очнулся я во всё той же келье. Ни меча, ни щита не было
... свет веры им, погрязшим в суете и темноте беспросветной як подвижник на ладонях подал, а они в искуплении Христовом злое углядели. Казни ишь такой не ведали, всяк казнить пробовали, а на кресте, значит, не сподобились.
– (Вот значит, откуда ветер дует, вот с чего распятие так всем приглянулось. Ну и нравы, а я-то всё удивлялся, с чего это они так ошалели).
– Ироды, христопродавцы, иуды златокорыстные, крест отняли, - продолжал разоряться разочаровавшийся в людях священник, - казни прилюдной подвергнуть хотят... (Всё, дальше мне было не интересно). Я поднялся с устеленного неструганными досками пола, потрогал руками свою слегка гудящую голову и, бесцеремонно растолкав храпящего батюшку, принялся развязывать стягивающие его путы. Мои труды не прошли даром, через полчаса изрядно помятый, но вполне бодрый Клементий, освободившись из своих "оков", поднялся на ноги и, походив немного по нашей клетушке, решительно забарабанил кулаком в запертую дверь. Стучал он долго, его пудовый кулак размеренно каждые две-три секунды с грохотом обрушивался на прогибавшиеся от удара доски. Невольно подумалось: "Да так он себе все руки поотшибает".
-Скажите, отец Клементий, - обратился к нему я, пытаясь хоть как-то отвлечь от столь костедробильного занятия, - я вот во второй раз прихожу в этот город и второй раз ввязываюсь в драку. Как вы думаете ,уж не становится это доброй традицией?
Батюшка хмыкнул в ответ что-то неопределенное и принялся молотить в дверь дальше. Нет, всё-таки я думаю, событие повторившееся дважды - это и впрямь уже традиция. В следующих раз, когда вернусь, снова устрою нечто подобное. Пусть у людей будет праздник.
Наконец-то к нам пришли. Сначала заявились трое стражников и убедившись, что мы еще не разнесли стены вдребезги, убрались восвояси, потом появились пятеро магистров и уж за ними приплёлся сам великомудрый.
При виде великомудрого я ,поднатужившись, оттеснил от дверной решетки упирающегося Клементия и, не давая никому раскрыть рта, начал подготовленную на этот самый случай речь. Говорил я долго, складно, умело апеллируя известными фактами и на ходу придумывая новые, под конец так расписал возможности волшебного меча, что искренне захотелось заиметь его самому.
-Так ты говоришь, Дракула был повержен? (Ага, значит слух о его воскрешении уже дошел до ушей магистрата, впрочем это ничего не меняет).
-Да, Ваше сиятельство, - я чуть склонил голову. С волками жить по волчьи выть.
– И на смертном одре, под пытками железом каленым и щепками осиновыми, вбиваемыми под когти желтые, раскрыл он тайну сию, как я и сказывал.
-Меч-колдунец, говоришь? Занятненько, занятненько, - магистр задумался.
– Думали мы за непотребство с мордобитием на площади устроенное, придать вас казни заморской, диковинной, мудрёной, но слова твои привели меня в смятение. Может и правда отпустить тебя с поручением, а ежели меч сыщешь, гражданством пожаловать?! Только оправдаешь ли ты надежды наши, не сгинешь ли в пути тайном?
-Оправдаю!
– без обиняков заявил я, толкая в бок всё норовившего вставить свое слово Клементия.
-Да будет так! А этих осудить и ра-ас-спять, - глава местной администрации растянул новомодное слово, словно пробуя его на вкус.
-Э-э, так не пойдет, ни каких казней, эти двое идут со мной, и кроме того слова о гражданстве и на них распространяются тоже.
Великомудрый задумался. Желание лицезреть казнь боролась с таким же нестерпимым желанием владеть колдунцом. Казнь, как известно ,дело великое, но и после казни жизнь продолжается (ну окромя казнённого, конечно), а с волшебным мечом в руках можно будет вершить и не такие дела. Он молчал долго, наконец прагматичность победила: