Хмурый Вангур
Шрифт:
— Хватит бубнить! Не нравится — на вот, садись на мое место, посиди.
— «Садись»! Не надо было Пушкарева-то отправлять на Вангур, вот и спали бы спокойно.
— Кого же надо было отправлять? Тебя, что ли?
— Ну, от меня толку мало.
— Вот и помалкивай.
— Как же помалкивать!.. Завтра-то подыматься чуть свет.
— Слушай, Степан, — свирепел Кузьминых, — я тебя к костру спать отправлю!.. Удивляюсь, как с таким ворчуном жена живет! Я бы не стерпел.
Степан бурчал что-то, потом задремывал, а открыв глаза, вновь видел своего старого товарища и начальника склонившимся над расчетами.
— Вот ведь пропасть! Вся палатка керосинным духом пропахла! И верно, к костру надо перебираться.
— Угу, угу, — соглашался Алексей Архипович, не отрываясь от бумаг.
Степан кряхтел, переворачивался на другой бок и, натянув клапан спального мешка на голову, все же засыпал, чтобы наутро подняться пораньше и хоть в чем-нибудь заменить Алексея Архиповича…
Кузьминых подошел к одному из шурфов. Двое рабочих, сидя на отвале, курили.
— Ну, и как оно? — С ходу профессор полез в шурф.
— Теплая, Алексей Архипыч, работка.
— Хм! — Кузьминых придирчиво осматривал шурф. — Теплая. Мы в прежние времена, бывало… Дай-ка.
Он деловито протянул руку к кирке и принялся орудовать ею так, что здоровенные парни, уже привыкшие к этому инструменту, восхищенно закрутили головами: вот это профессор!
— Стоп! — заметив что-то, сказал сам себе Алексей Архипович, присел на корточки и начал внимательно рассматривать шурф. Наконец он поднял голову; по глазам было видно: доволен человек.
— Что, Алексей Архипыч, добрые приметы порода кажет?
— Ничего! Мы сюда еще экскаваторы притащим, — не прямо отвечая на вопрос, заверил профессор.
Вечером разбирались в образцах. Коллекторы маркировали минералы: один пятнал их разведенными на ацетоне белилами, другой ставил на пятнышках номера. Профессор определял образец и его судьбу, Наташа под его диктовку вела запись в журнале наблюдений, техник-магнитометрист готовил этикетки, Степан заворачивал их вместе с образцами в бумагу, другой рабочий нумеровал свертки. В общем, работы хватало.
Рассматривая образцы, Алексей Архипович тихонько напевал без слов «Наш паровоз, вперед лети!..»
— Триста шестьдесят три — титанит. Шлифовка. — Отложив образец в сторону Степана, профессор взял следующий. — Триста шестьдесят… какой там?.. четыре — метаморфизованный ильменит. На спектральный анализ… Что, усталость берет? — Он заметил, что Наташа с усилием сжимает и разжимает пальцы.
— Давно не писала помногу.
— Ну, эта беда не великая. Передохнем.
Профессор все не мог установить, как ему обращаться к этой девчонке: на «ты» или на «вы». Вообще он предпочитал «ты», но с женщинами говорил на «вы». Наташа, с одной стороны, вроде бы и женщина, с другой — какая же она женщина?.. Алексей Архипович подбирал фразы, в которых личных местоимений вообще не было. Впрочем, это удавалось ему не всегда, он путался.
Осмотрев как бы по инерции еще два — три образца, профессор снял очки.
— Степан, все забываю тебя спросить: почему ты никогда не побалуешь нас гитарой?
— Да я, Алексей Архипыч, вы же знаете, не мастак на эти штуки.
— Хм! «Не мастак»! Для чего же, спрашивается, тебе инструмент доверили?
— Да как сказать, — неопределенно буркнул Степан, склоняясь над кисетом.
— А ведь зря я его тогда за гитару обругал, а?
Профессор сказал это совершенно серьезно, и всем было ясно, о ком он говорит, — о Юре. Наташа улыбнулась:
— Вы, Алексей Архипович, всегда так: отругаете человека, а потом жалеете.
— Жалею я сразу. Только сознаюсь потом.
Все заулыбались и потеплели. Приятно знать, что начальство, если и ругает тебя, все-таки жалеет. Особенно такое начальство, как профессор Кузьминых.
— А сознайтесь… — Наташа задумчиво положила руку на загривок Томми. — Только вы не обижайтесь. Группу на Вангур вы согласились… вы послали наверняка или…
— …наобум, да? — Брови профессора дернулись вниз.
— Ну…
— Ни «наверняка», ни «наобум» в науке не существует, — сердито перебил ее Алексей Архипович. — В науке существуют гипотезы, предположения, основанные на фактах, и истины, вытекающие из фактов. Иногда, чтобы установить истину, мы идем и на риск. У науки, уважаемая, есть долг перед народом, перед страной. Вы вроде человек грамотный, и не вам объяснять, что титан — это сверхпрочные реактивные самолеты, это широкая дорога для развития атомной техники. Стране сейчас очень нужен титан. Вот и все. Понятно я вам это изложил?
— Так и знала: обидитесь.
— Экая у нее самоуверенность! И опять ошиблась. Могу даже улыбнуться. Если очень желательно.
— Очень желательно.
— Ну-ну! После ужина.
— У вас что — улыбки по строгому расписанию? Как у Пушкарева?
— По мере надобности.
Наташа чуть задумалась, медленно поглаживая пса.
— Нет, — сказала она, — Борис Никифорович, пожалуй, чаще улыбается.
— Плетнев, — профессор прищурился, — тот еще чаще.
— А что! Николай Сергеевич действительно веселый человек, славный…
— На вечеринках, наверное, хорош, — почти в тон с Наташей и в то же время как-то неопределенно, словно скрывая особый смысл своих слов, поддержал профессор. — Как говорится, душа-парень.
— На вечорках-то куда ни шло, — ухмыльнулся в бороду Степан. — Парень весе-олый!
— Наверное, хорош… — тихо обронила Наташа. — Знаете, очень мне обидно, что вы меня не отпустили на Вангур.