Хмурый Вангур
Шрифт:
Глава десятая
1
Холодный серый рассвет вползал в тайгу. Костер догорел, лишь две крупные головни, покрытые пеплом, чуть дымились. На поляне лежал иней.
Юра высунул взлохмаченную голову из палатки, огляделся и наконец, решившись, вынырнул из тепла. Пушкарев из палатки спросил:
— Как там шайтан насчет погодки распорядился?
— Правильно распорядился.
Юра принялся за костер. Вылез на свет божий и Пушкарев.
— А Николай где?
— Николай? — удивился Юра. — А в палатке?
— Только воздух.
На ветке, воткнутой у костра, белела бумажка. Неровной, ломаной скорописью разбежались три слова: «Пошел поохотиться. Николай». По инею темнели уходящие в урман следы. Недавно ушел.
— Проявил инициативу! — недовольно буркнул Пушкарев.
— А не сбежал?
— Ты думай, прежде чем говорить!
Принимаясь готовить завтрак, Юра балагурил.
— Что угодно вам получить? Кофе? Какао? Бульон? — шутил он, как всегда, с довольно мрачной физиономией. — Может, заодно поджарить яичницу?
— Сам ты яичница. Смотри, концентратов почти ничего. Придется все-таки подсократиться еще. На вот. — Пушкарев протянул пачечку пшена. — В расход четверть пачки.
— Чудесная будет баланда!
— Что-то я не досчитываюсь одной пачки… Ох, этот старик! Никак я от него не ждал.
— Вот бы Николай глухаришку на завтрак зацепил! Килограммчиков этак на пять. Хорошо!
Борис усмехнулся:
— А дятла не хочешь?..
К завтраку Николай не вернулся. Давно пора было отчаливать, а они сидели у костра бездельничая. Дважды бродили по окрестной тайге, кричали, надрывая горло, стреляли — Николай не откликался, не появлялся. На душе стало тревожно. Пришла ночь — его все не было.
Юра бренчал на гитаре что-то грустное, потом ему от этой музыки стало совсем тошно, он отложил гитару и молчаливо нахохлился у костра. Пушкарев уже в который раз взглянул на часы, посопел потухшей трубкой, взял ружье и выстрелил.
— Без патронов останемся, — сказал Юра.
Пушкарев покосился на него, ничего не ответил и выстрелил еще.
Рассвет застал их сидящими все там же, у костра.
Пушкарев поднялся:
— Достань аптечку. Схожу еще. Сигнал в случае чего — два выстрела…
Вернулся Пушкарев уже во второй половине дня. Его куртка в нескольких местах порвалась, на лице тонкими кровяными полосками темнели царапины, губы запеклись. Он тяжело опустился у костра и долго пил из ведерка. Когда он кончил пить, Юра посмотрел в его глаза, хотел сообщить, что и он ходил на поиски и вернулся всего час назад, но ничего не сказал, только нахмурился и опустил голову.
Опустил голову и Пушкарев.
Было отчего. Второй день увязали они в этих мыслях: что случилось с Николаем? И что делать им?
Увяз в болоте? Погиб в схватке с медведем или рысью? Они не слышали ни одного выстрела. Они облазили всё окрест и не нашли ничего, что могло бы сказать о несчастье. Может быть, Николай заблудился? Это было бы очень возможно, если бы не Вангур. Карта и компас в любой час помогли бы ему выйти к реке. Ушел? Но куда? В ближайшую юрту? На том берегу Вангура они есть, в нескольких днях ходьбы. Но уйти в сторону, противоположную базе? Бросить товарищей?.. Нет, об этом нельзя и думать.
Но что же тогда с ним случилось? И что им делать дальше?
Доверили тебе группу, товарищ Пушкарев, и что? Проводника отпустил, не смог убедить, настоять на своем. Товарища лишился… Что с ним? Ты знаешь это? Может быть, он уже погиб? Ты даже и на этот вопрос не можешь ответить, начальник группы!.. А поиски рутила? Ну вот, послали тебя, коммуниста, кандидата наук, чтобы сказать «да» или «нет». Очень важное «да» и очень важное «нет». Но ты не можешь ответить ни да, ни нет. Какого же черта ты брался за это большое дело, дорогой товарищ Пушкарев!..
Ждать здесь? Кружить по урману вокруг этой стоянки? А что это даст?..
Всю ночь, всю долгую осеннюю ночь беспокойно копошились и грызли мозг эти мысли. Юра, сморенный сном, бормотнул что-то, пошевелил губами и задышал сильно и глубоко. Приоткрывшись, губы сделались по-детски пухлыми. Пушкарев взглянул на него. «Недоставало, чтобы и этого парня я лишился здесь…» Он взял брезент и осторожно набросил на товарища. От этого легкого прикосновения Юра проснулся.
— Вот леший, задремал! — сконфуженно сказал он, потер глаза и сел. — Ого, уже светает!
— Что вскочил? Спи.
Юра огляделся — нет, Николай не появился.
— Ну, и что будем делать?
Именно этого вопроса Пушкарев ждал. Ждал — и не знал ответа. Вот до этой секунды. А в эту секунду ответ пришел сам.
— Будем двигаться. Дальше.
Юра помолчал, потом сказал тихо:
— Да, ничего другого не придумать.
Молча они позавтракали жидкой несоленой баландой, молча собрались, сложили и перетащили в лодку палатку и вещи. На вырванном из журнала наблюдений листке Пушкарев написал:
«Ждали тебя двое суток — безрезультатно. Плывем дальше по Вангуру и на базу. Под камнями провиант тебе. Не обессудь, сколько уж есть».
Все, что осталось от продуктовых припасов, Юра разложил на три части.
— Взгляни: так?
Пушкарев взглянул:
— Так.
Помедлив, он вынул из рюкзака патроны — двенадцать — и тоже разделил их на три части. Две части продуктов и патронов Юра сложил в рюкзак, третью завернул в брезент и засунул в спальный мешок Николая. Выкопали яму и опустили сверток в нее, сверху прикрыли камнями, положили в банку из-под пороха записку и всё засыпали землей. В холмик воткнули жердь с короткой запиской: