Хо Ши Мин
Шрифт:
Нгуен вышел из Ярославского вокзала на просторную площадь, глянул на знакомые причудливые башенки, на величавое здание Казанского вокзала, и ему показалось, что он только вчера простился с этим городом.
Москва казалась все такой же, как и семь лет назад, когда он видел ее в последний раз, и все же в чем-то была неузнаваемой. Повсюду бросались в глаза приметы нового. На улицах было гораздо больше, чем прежде, машин. Площадь между тремя вокзалами загромождала окруженная дощатым забором вышка строящегося метрополитена.
В Охотном ряду он не нашел знакомой церкви, а с левой стороны на месте старых лавок поднимались леса новой строящейся гостиницы. По Тверской рядом с привычными
Но еще б'oльшие, прямо-таки разительные перемены происходили в жизни советских людей. На многочисленных транспарантах, на первых полосах газет он читал лозунги и призывы, зажигавшие восторгом и энтузиазмом: «Пятилетку в четыре года!», «Даешь индустриализацию!», «Будущее — за колхозами!», «Кадры решают все!»
Шел второй год пятилетки. Вопрос «кто — кого?» был уже решен в пользу социализма. Теперь стояла задача окончательной ликвидации всех эксплуататорских классов, полного уничтожения причин, порождающих эксплуатацию человека человеком, задача построения социалистического общества. В соответствии с ленинским курсом на индустриализацию страны вторая пятилетка предусматривала невиданные доселе темпы роста производства средств производства — почти вдвое. В газетах пестрели названия ударных строек: Магнитка, «Азовсталь», «Запорожсталь», «Уралмаш». Бесповоротно вступила на путь социализма и деревня, все новые колхозы возникали в самых различных уголках необъятной страны. Началось стремительное освоение Арктики. Славный подвиг челюскинцев, имена спасших их летчиков — первых Героев Советского Союза — еще были на устах у людей. После двух беспросветных лет, проведенных в казематах английской тюрьмы, затворнической жизни в Сямыне и Шанхае, после глубокого душевного потрясения, которое не измерить никакой мерой, вызванного гибелью многих лучших сынов партии, его соратников, друзей, учеников, все, что видел Нгуен вокруг себя в Советской стране, ложилось целебным бальзамом на кровоточащие раны, давало новый заряд бодрости, силы и веры.
В Восточном секретариате Исполкома Коминтерна Нгуен Ай Куок был встречен как герой. Его принял и тепло приветствовал от имени сотрудников заведующий Восточным секретариатом О. В. Куусинен. Коминтерновцы, как и все советские люди, еще жили воспоминаниями о грандиозной борьбе, которая развернулась во всем мире за спасение болгарских антифашистов — Георгия Димитрова, Попова и Танева, посаженных на скамью подсудимых в фашистском Лейпциге. Эта борьба увенчалась великой победой — Георгий Димитров и его друзья на свободе, они в Советской стране. И вот в Москве еще один, теперь уже с Дальнего Востока, живой свидетель силы интернациональной пролетарской солидарности — больной, изможденный, с лихорадочным румянцем на пергаментной коже, туго обтягивающей скулы, но с живым счастливым блеском в глазах и открытой радостной улыбкой.
По настоянию руководства Восточного секретариата Нгуен Ай Куока направляют в крымский санаторий — его легкие требуют длительного серьезного лечения. Но, немного отдохнув и придя в себя, он уже рвется обратно в Москву, к друзьям, чтобы снова включиться в привычную работу профессионального революционера.
1 октября по рекомендации ИККИ его зачисляют в Международную Ленинскую школу, в которой обучались зарубежные коммунисты. В анкете, заполненной при поступлении, он пишет: социальное положение — революционер, основная профессия — партийный работник. Став слушателем МЛШ, он берет себе новый псевдоним — Линов, под которым и выступает весь период пребывания в Советском Союзе.
С первых же дней учебы Линов стал признанным руководителем землячества вьетнамских революционеров — для многих из них он был
С той поры он стал руководителем группы вьетнамских слушателей института, поддерживая самый тесный контакт со всеми. Он часто приходил к нам вечером в общежитие и делился с молодыми партийцами своим богатым революционным опытом, акцентируя внимание на важности революционной морали и в особенности солидарности. Бывали случаи, когда среди самых молодых из нас из-за горячности и самолюбия возникали ссоры. Улаживал их обычно Нгуен Ай Куок. Он настойчиво внушал всем несколько основных принципов: надо научиться подавлять гордыню, бороться против эгоизма и эгоцентризма, недисциплинированности и духа анархии, неустанно крепить сплоченность и ставить интересы революции превыше всего. Он часто говорил нам:
— Помните казао: «Дружные супруги могут выкачать всю воду из Тихого океана»? Если вы не способны добиться единства в такой маленькой группе, как же вы сможете, вернувшись однажды на родину, призывать народные массы к единству и солидарности в борьбе против колонизаторов, за национальное спасение?»
По словам Нгуен Кхань Тоана, товарищ Линов, хотя и был старше других вьетнамцев, всегда принимал живое участие в их общественной и культурной работе: писал статьи для стенгазеты, участвовал в вечерах художественной самодеятельности, в походах в музеи, в совместных прогулках, в переводах на вьетнамский язык документов Коминтерна.
Он внимательно следил за учебой вьетнамцев, особенно тех, кому не хватало образования. После каждой лекции (в 1935 году руководство НИИНКП предложило товарищу Линову вести курс лекций по истории партии и основам организационно-партийной работы во вьетнамской группе. — Е. К.) он вначале уточнял, правильно ли схвачены ее смысл и цель, а затем — связаны ли полученные знания с практикой, с революционной борьбой, наконец, — все ли сложные термины понятны.
Хотя Линов и лечился в санатории, вспоминает Нгуен Кхань Тоан, он оставался все таким же худощавым и на вид болезненным. Но, странная вещь, его никогда не видели хворавшим всерьез, хотя к суровой русской зиме вьетнамцам нелегко привыкнуть. Линов всегда старался держаться бодро, вел очень размеренный образ жизни, скрупулезно следуя установленному режиму дня. Регулярно занимался гимнастикой, в его комнате в общежитии всегда можно было видеть гантели и эспандер.
С начала 1935 года работа всех коминтерновских служб и учреждений в Москве проходила под знаком подготовки к VII конгрессу Коминтерна. С особым нетерпением ожидали его открытия вьетнамские коммунисты — ведь это первый конгресс после создания КПИК. Вскоре из далекого Вьетнама прибыла в Москву и официальная делегация партии. Возглавлял ее возмужавший за эти годы Ле Хонг Фонг. С ним приехали еще два человека — темнокожая, как крестьянка, каждый день обжигаемая тропическим солнцем, с широкими, как будто постоянно раскрытыми от радостного удивления глазами юная Минь Кхай, вторым был мало кому знакомый юноша по имени Хоанг Ван Нон — посланец самой северной провинции Вьетнама Каобанг, где со дня создания КПИК возникла довольно сильная партийная организация, имевшая свою опорную базу в сельских районах.