Хобби гадкого утенка
Шрифт:
На экране возникла огромная фотография, сделанная скорей всего во время каких-то кинопроб. Нежный овал лица, чуть раскосые карие глаза, роскошная копна рыжих волос, радостная улыбка на красиво очерченных, полных губах… Беллочка была не только чертовски хороша, но мила и обаятельна.
В полной тишине портрет повисел на экране, потом начал медленно исчезать. Филатов, опытный актер и режиссер, знал, каким образом можно пронять зрителя до глубины души.
Последними пропали глаза, ставшие отчего-то грустными.
– Чтобы помнили, –
В волнении я вскочила на ноги, опрокинув на пол чашку с кофе. Вот это да! Белочка, с больным сердцем, не умеющая плавать. Это она! Но только каким образом могла Маркова передать Наташе Кабановой в январе этого года деньги? Ведь актриса утонула в 1997-м!
– Ой, – воскликнула Ирка, – кофе пролился, да прямо на ковер!
Не обращая внимания на ее причитания, я понеслась в кабинет, сжимая в руке телефон. Следовало хорошенько обдумать ситуацию.
Плюхнувшись в вертящееся кожаное кресло, я побарабанила пальцами по столу. В плавном рассказе Филатова было несколько нестыковок. В самом начале он говорил, что дом Марковой всегда был полон людей, а потом сообщил, будто она поехала в санаторий, чтобы не оставаться на даче в одиночестве. Она что, не могла позвать к себе подруг, имя которым легион? И потом, более чем обеспеченная дама, живущая на Николиной Горе, явно имела домработницу, а может, еще и кухарку в придачу… Значит, она никак не могла остаться совсем одна… Ну зачем Изабелла отправилась в «Зеленый сад»? Неужели ей захотелось казенного уюта? Почему так осторожно говорил Филатов о причине смерти?
Не в силах сдержать любопытство, я быстренько набрала рабочий телефон Оксаны.
– Эндокринология, – тут же отозвался тоненький голосок.
– Позовите Оксану Степановну.
– По какому вопросу?
– Очень срочно, – завопила я, – просто невероятно срочно…
В трубке заиграла противная, заунывная музыка, а затем раздалось бодрое:
– Алло!
– Слышь, Ксюта, при вскрытии можно обнаружить, посмотрев на сердце, что у человека была мерцательная аритмия?
– Иногда да, – без тени удивления ответила подруга, – но чаще нет. Понимаешь, нарушение ритма – это не инфаркт! Внешне все может выглядеть нормально.
– А как врач мог узнать, что человек страдал этой штукой?
– Родственники рассказали, – пробурчала Ксюта и велела: – Вот того два кубика.
– Кубики тут при чем?
– Это я не тебе, а сестре, – ответила Оксана, – если вопросов больше нет, извини, побегу, мне еще троих оперировать!
Из трубки полились гудки. В полном ажиотаже я подскочила к книжному шкафу, вытащила справочник «Все Подмосковье», вмиг нашла санаторий «Зеленый сад» и набрала номер. Трубку сняли тут же.
– Санаторий.
– У вас есть свободные номера?
– Да.
– Можно приехать?
– Сутки в одноместном номере стоят тридцать долларов.
– Давайте адрес.
Безукоризненно вежливая женщина начала объяснять, как до них доехать.
–
На место я прибыла к обеду и сразу отправилась искать «Reception». Но портье, за которым в специальном шкафчике висят ключи с бирками, не нашлось, впрочем, не было и стойки, на которой бы валялись «карточки гостей».
У входа расположился гардероб, а в кресле дремала бабуся с вязаньем. Я кашлянула, бабка не пошевелилась. Пришлось «увеличить звук».
– А, – проснулась старуха, – есть тут кто?
– Где можно оплатить номер?
– По коридору до конца, налево, – ответила старушка и вновь погрузилась в сон.
Я пошла по красной ковровой дорожке мимо совершенно одинаковых коричневых тяжелых дверей. Впечатление было такое, будто я на машине времени перенеслась в начало семидесятых годов. Тут и там горели небольшие простые бра производства братской Чехословакии, на окне в конце коридора колыхались желтые шелковые занавески, висевшие когда-то во всех советских учреждениях, стены «украшали» гипсовые барельефы, изображавшие рабочих в спецовках и женщин в косынках. Очевидно, при коммунистах санаторий принадлежал какому-нибудь профсоюзу. Миновав большие стеклянные двери, ведущие в столовую, я вдохнула запах борща, гречневой каши и чего-то мясного. Взор уперся в табличку: «Директор Королькова Алла Михайловна».
Так, в этом заведении и директриса небось соответствует обстановке. Этакая дама килограммов сто весом, одетая в слегка заношенный костюм из трикотажного полотна, на голове у нее «хала», а глаза густо намазаны голубыми тенями.
Приоткрыв дверь, я всунула внутрь голову и спросила:
– Можно увидеть Королькову?
Худенькая, коротко стриженная женщина примерно моих лет оторвалась от каких-то бумаг и вежливо, но без улыбки ответила:
– Слушаю.
– Вы Алла Михайловна? – удивилась я.
– Да, что вы хотели?
– Отдохнуть у вас пару дней.
– Проходите, пожалуйста, – расцвела Королькова.
Следующие пять минут она рассказывала о номерах. Они тут были на любой вкус. Одноместные, люкс, полулюкс, для двух и более человек…
– Моя хорошая знакомая Беллочка, Изабелла Маркова, – прервала я Королькову, – очень хвалила когда-то ваш санаторий, только вот не помню, в каком номере она жила…
Алла Михайловна сняла красивые очки в элегантной оправе и спросила:
– Вы дружили с Изабеллой Юрьевной?
– Ну это громко сказано, просто мы встречались у общих знакомых!
– Какая нелепая смерть, – вздохнула Королькова.
– Она у вас умерла?
– Не в корпусе, – ответила директриса, – если пойти вверх по дорожке, за беседку, там фигура стоит, олень гипсовый. Вот возле него и нашли сложенный плед и ее платок… Ужасно, мы тут очень долго не могли в себя прийти. Такая светлая личность, просто солнышко ясное. Идет, бывало, улыбнется, и на душе хорошо делается…