Хобо
Шрифт:
Перед нами стоял высокий чернявый парень с зализанными гелем волосами и кошачьими глазами горчичного цвета. Он был в широкой фиолетовой футболке и в джинсах с подвернутыми штанинами. Совсем не накачанный, хотя и хозяин «качалки».
«Так это ты — тот самый Никша?», Барон изучающе посмотрел на него, подчеркнув слова «тот самый». Это было знаком того, что парень помечен.
«Да, это я», подтвердил он любезно, переводя взгляд с Титуса на меня и обратно. У него тоже было сопровождение, и это тоже кое-что значило: может быть, и он был из тех, которые помечают, а может быть, мы прервали его приготовления к выходу в новую многообещающую ночь.
«Позволь представиться», Барон отвечал любезностью на любезность. «Меня зову Аца Барон», и он протянул руку. Прилизанный принял такой стиль
«Мне тоже приятно, что ты знаешь, кто я». Барон пустил в ход свой оскал. Барон начал свое дело. «Похоже, ты знаком со многими людьми в городе».
Никша смущенно улыбнулся. «Я бы не сказал», он пожал плечами. «Впрочем, возможно, из-за моей работы».
«Разве ты профессиональный ебарь?», брови Барона соединились.
Новый знакомец уставился в толстую, темную, правильную линию, он не понимал, где она начинается, где заканчивается: «Извини, я не понимаю, что ты хочешь сказать».
«Я хочу сказать, что ты ебешь мою подружку». Изучение было закончено. Разговор соскользнул в жанр допроса.
Лицо прилизанного побледнело. Он развел руки, надеясь выплыть из ямы с известкой, в которую его неожиданно бросили. «Барон, это какая-то ошибка», его голос стал подозрительно писклявым, что портило образ крутого парня, контролирующего свои эмоции. Оказалось, что их контролирует кто-то другой.
«Конечно, ошибка», подтвердил Барон. «Эту ошибку зовут Даница».
«Какая Даница?» спросило сознание Никши, убегая в подсознание.
«Та, блондинка с короткой стрижкой, с которой ты развлекался на рейвах в мурмурском «Ангаре». Барон крутил на среднем пальце свой громадный перстень.
Никша мотал головой, заламывал руки, не знал, куда деться. То есть, конечно, знал, но в тот момент ситуация не позволяла ему осуществить это.
«Барон», запищал он, «клянусь тебе жизнью, я не знал, что она хоть как-то связана с тобой». Если бы он начал заикаться, было бы еще хуже.
«Кто ты такой, чтобы клясться мне жизнью?», святейшая канцелярия побила все выложенные карты и дала понять, что новой раздачи не будет.
Повисла тишина. В воздухе пахнуло извращенным милосердием. Механизмы для наращивания мышц скрипели, упражнения по подъему и опусканию не прерывались. Ситуация созрела для того, чтобы ставить точку.
«Знаешь, Никша, я немного зол. Даница моя хорошая подруга, а мужчина должен заботиться о своих подругах. Не так ли?». Записной мудак едва собрал силы, чтобы кивнуть. Его плечи опустились, руки повисли вдоль тела. Он ссутулился от кивания, а его голова отяжелела от мрачных мыслей. «Но мужчине следует также заботиться и о том, чтобы утолять свой голод. Запомни, чем ты ненасытнее, тем осторожнее должен быть». Барон говорил так, как будто все это его невероятно развлекает. К своему удивлению, я не чувствовал того зловещего закипания, которое предвещает, что провинившегося сотрут в порошок.
И тут произошло нечто действительно необыкновенное, нечто такое, что не походило ни на приготовление к закланию жертвенной обезьяны, ни на обратный отсчет перед нанесением финального удара. Барон наклонился к прилизанному, похлопал его по поникшему плечу и сказал, несколько в нос и безо всякой злобы в голосе: «Должен тебе признаться, как мужчина мужчине. Несмотря ни на что, мне очень приятно, что мою подружку ебет красивый и симпатичный парень. Пойми это правильно».
Не думаю, что потерявший рассудок Никша попытался въехать в то, что значит правильно. И не он один. Я, совершенно обалдев, уставился на Барона, поглаживая себя по шее, медленно, сверху вниз. Хм, Барон никогда не шутит на свой счет, а уж когда речь идет о «чужом счете» — не прощает. В чем же дело, что за извращение? Вся эта мистерия разыгрывалась у меня на глазах и была похожа на встречу двух дружелюбных ебарей, одному из которых было не до того, чтобы меряться силами, а другой не жаловался, что у того нет чувства юмора.
Распрощались они точно так же любезно, как и познакомились, прозвучало и обещание в стиле мачо, что «этого больше не повторится» — довольно двусмысленное, с точки зрения его понимания сторонами. Мы расстались, все
Только в машине, пока Барон недовольным тоном хвалил Титуса за то, что тот сообщил достоверные сведения, я узнал, какие тылы были у этого неосмотрительного юноши. У него был отец, высоко котирующийся мент, входивший в вертикаль братства Барона. А это означает, что они сотрудничали, то есть Барон работал на него стукачом. Его Титусом. Проследить логическую цепь до конца было нетрудно. Отмывания денег не бывает без отмывания людей. Эта мысль наполнила меня теплом, которое, правда, не грело сердца, но к сердцу все это отношения не имело. Я не верил в то, что правоверные мстительные мученики называют «утешением». Небесная справедливость прекрасно формулирует: следует пожертвовать свое страдание тем, кому оно нужнее.
Итак, Барон струхнул. Струхнул и принялся калькулировать. Сомнений не было, он еще взыщет за это дружеское прощание. И он взыскал, той же ночью, причем не один раз.
«Видели, как становятся мудаками?», загадочный оскал снова вынырнул из океана притворства, на дне которого он на время притаился по тактическим причинам. Представление продолжалось, и тут ничего нельзя было сделать. Мы с Титусом тотально онемели. Нормально, ведь мы были свидетелями такого, о чем не рассказывают.
Когда он сказал: «Парни, сегодня вечером я вас угощаю, хочу увидеть папиных мудаков в деле», я в первый раз ясно распознал под его ледяным спокойствием горечь. На меня накатила какая-то тошнота. Бессмысленное ощущение, знаю, но кишки у меня в животе зашевелились. Я пришибленно сидел на заднем сидении «Мерседеса» и массировал свой живот. Это было больше, чем слабость, вызванная неожиданным поносом. Что-то более слизистое, чем желание проблеваться. Я понадеялся, что Барон вытащит откуда-то бутылку чего-нибудь шотландского с аристократическим гербом или отвезет нас куда-нибудь, где крепким парням наливают крепкие напитки. Ничего подобного. Барон придумал другое. Он уже вынес приговор, но до нас это доперло чуть позже, когда мы ввалились в одну из запасных квартир на Бульваре. Там мы застали элитную компанию, элитные напитки и громкий ослиный хохот. Это были «доверенные люди» Барона, модно одетые типы в маркированных тряпках, типы для связи с внешним миром. Было несомненно, что они нас ждали. Многих из них я видел и раньше, с некоторыми, если это было нужно, в свое время обменялся парой фраз, а иногда, в интересах дела, даже вступал в непринужденный разговор, вместо обычного непринужденного игнорирования.
Создавалось впечатление, что вся большая гостиная находится внутри гигантского косяка с дурью, чтобы вести оттуда наблюдение и одновременно кайфовать. На мясистых рожах засверкали трусливые улыбочки, скрывавшие ожидание. Мрачное молчание Барона заставило их активизировать свои мужские гормоны. Сонные тетери, в хлам пьяные, вдруг просветлели, а некоторые даже обрели рассудок, хотя далось им это нелегко. Властелин кивнул собравшимся и с видом утомленного монстра направился к потрепанному креслу, в котором расположилась Даница, одетая, вполне соответственно случаю, в черные брюки и черную водолазку. Ее отражение казалось уравновешенным, хотя она сама отсутствовала уже давно. Даница дала понять, что заметила наш приход, не отрывая при этом взгляда от пепла на конце своей сигареты. В это мгновение, с погасшей, наполовину невыкуренной сигаретой, она была как засунутая куда-то за ненадобностью икона. Отвергнутая икона, которая перестала верить в чудеса.
«Вижу, ты скучаешь», Барон зуммировал равнодушное оцепенение Даницы.
«Теперь нет», сказала она обкуренным голосом и положила сигарету на блюдо, полное шоколадных конфет.
Прощупывание набирало обороты. Барон развел руками и сказал: «Я познакомился с твоим тайным ебарем. Симпатичный малый, но, правда, он сильно раскаивается».
«По-моему, раскаивается каждый, кто с тобой свяжется, разве нет?»
Барон улыбался очень, очень покровительственно: «Думаю, эти парни не будут раскаиваться, что связались со мной. Сегодня их ночь. И не только ночь, но и ты. Они охотятся для меня, и они заслужили попользоваться чем-нибудь из моего заповедника».