Хочу бабу на роликах!
Шрифт:
– Будем надеяться.
И я пошла с ним. Он долго меня мучил, извел, наверное, две пленки, и, когда я уже падала от усталости, он вдруг сказал:
– Все, хватит! Я, кажется, доволен. Хотите сказочную яичницу?
– Хочу!
Яичница и впрямь оказалась сказочной, тем более что запивали мы ее все тем же кахетинским. Но странное дело, я вдруг отчетливо поняла, что с того момента, как Глеб вернулся из Италии, я живу какой-то двойной жизнью, вернее, словно бы наблюдаю собственную жизнь со стороны. И как будто эта жизнь немного не моя… Вероятно, отсюда и это непреходящее ощущение ее банальности, вторичности, как будто я все это уже где-то видела. Дежа вю. Героиня романа, одинокая, попадает в мастерскую художника, вернее, фотохудожника, и теперь с ней должны
– О чем задумались? – прервал мои размышления голос Тараса.
– Да так…
В дверь позвонили.
– Это Эмма!
Эмма оказалась женщиной лет сорока, одетой явно очень дорого, но довольно безвкусно. И это тоже показалось мне очередной банальностью. Голос у нее был низкий, прокуренный, а лицо красивое и располагающее.
– Эмма, знакомься, это Саша, Александра Андреевна. А это Эмма Вячеславовна.
– Давай без отчеств, ну их к бесу, так проще. Согласна? И без выканья. На «ты»! Годится?
– Вполне, – кивнула я. Она мне понравилась.
– Значит, так, Тарас тут наговорил небось, какие дерьмовые книжки я пишу и все такое прочее? Я знаю, что пишу плохо, никуда не денешься. Но уже без этого не могу, понимаешь? Этот лысый козел говорит, что я графоманка. Но, в конце концов, это мои проблемы. Короче, первый роман я написала про себя. Как я начинала свой бизнес, как меня кинули первый раз, как чуть не убили, как потом просто взяли и отобрали мое кровное дело… Одним словом, про все написала: как ребенка рожала, как мужики меня предавали… Момент такой в жизни настал, что, кроме этого писания, мне себя занять нечем было. Потом все опять пошло в гору, а роман-то уже написан. Я не привыкла, чтобы добро пропадало! Взяла и отнесла в одно издательство. Мне там объяснили, что к чему, ну я и предложила им бабки, чтобы наняли человека… Так и сделали. И роман неожиданно здорово пошел. Тогда я второй написала. А они говорят, давай мы тебя раскрутим – будешь известная писательница. Это ведь интересно, такая фенечка – успешная бизнес-леди пишет популярные романы. Но под эту фенечку они с меня много чего содрать хотят. А тут еще мужик, который меня переписывал, возьми да помри. Значит, надо нового искать, а мне, понимаешь, неохота, чтобы об этом разговоры шли. К тому же из денег, что я за это платила, тому мужику хорошо если десятая часть доставалась. Ну я и подумала, вот бы найти такую женщину… Тарас говорил, что тебе вроде и жить негде, и бабки нужны, правда?
– Правда.
– А ты бы взялась?
– Попробовать надо.
– Это само собой. Но если ты мне подойдешь, я тебе райскую жизнь организую. Сиди и работай. На всем готовом, и еще деньги откладывай в банк. Поди кисло?
– Совсем не кисло!
– Тогда так. Я принесла тебе на пробу первую главу. Тут сто страниц. Можешь сокращать, если надо. Вообще делай что хочешь, только сюжет не трогай. Если будут вопросы, обсудим. А пока я на несколько дней уезжаю. Точнее, на неделю. Сколько успеешь к моему приезду, покажешь. И мы все решим.
– Эмма, а у вас…
– У тебя.
– Хорошо, у тебя уже весь роман написан?
– Да.
– Мне бы надо было весь его прочитать сначала, а потом уж править, а то мне что-то покажется неважным, я это вычеркну, а потом выяснится, что это и есть самое главное.
– О! Мне нравится ход твоих мыслей. Но уж сейчас давай как есть. Правь только стиль, я потом погляжу, и мы обо всем договоримся.
Она протянула мне умопомрачительно элегантную папку.
– Ты вообще-то когда-нибудь такими делами занималась?
– Нет.
– Молодец, честная баба, это мне нравится. И вообще, ты мне нравишься, с тобой, наверное, можно иметь дело. Язык за зубами держать умеешь?
– О да!
– Тогда нет вопросов. Давай, Александра, трудись! А я поеду, дел невпроворот. Тарас, если у нас сладится, с меня ящик шампанского.
И она ушла.
– Если ты с этим дерьмом справишься, еще спасибо мне скажешь. Эмма баба хорошая, хоть и с придурью.
– Хотелось бы справиться, такая работа меня устроила бы, во всяком случае пока.
– Пока – что?
– Пока не придумаю что-то другое.
– Только не делай ставку на Шурика, очень тебе советую.
– Спасибо, учту.
– Чудачка, я же тебе добра желаю. А ты обиделась.
– Я даже не думала обижаться. Ну мне пора, хочу посмотреть рукопись.
– Не терпится?
– Именно!
– А может, завтра с утречка? А сегодня могли бы закатиться с тобой куда-нибудь.
– Нет, Тарас, спасибо вам за все, но мне пора.
– Проводить?
– Не стоит, сейчас светло.
Мне действительно не терпелось заглянуть в рукопись Эммы. Но пока я шла к себе, в голове вертелась мысль: я же могу теперь не работать, с такими-то деньгами! Даже если положить в банк под самый маленький процент, все равно в месяц, наверное, будет набегать сумма, вполне достаточная для безбедной жизни. А на квартиру я заработаю, чтобы бабушкины деньги пока не только не тратить, но, возможно, и приумножить, если буду жить на всем готовом у Эммы и еще что-то получать. И только уже у подъезда я вдруг подумала: глупости, так не бывает!
Просто не может быть, чтобы у меня были такие деньги. Но в сумке лежала распечатка…
От первой же страницы у меня заболела голова.
Текст был поистине чудовищный, какой-то топорный и к тому же безграмотный. По-моему, из этого просто нельзя ничего сделать. Но ведь кто-то что-то с этим делал, почему же я не могу? Я должна, я просто обязана с этим справиться. Я не без труда продралась сквозь двадцать пять страниц. С грехом пополам различила какие-то сюжетные нити. Особенно жутким и неестественным был диалог. Я попробовала его немного причесать, сделать менее вульгарным и более натуральным. И, кажется, у меня это получилось, во всяком случае, уже можно было что-то понять. Но ясно было и другое. Править бессмысленно, надо переписывать, то есть вышивать тот же узор по новой канве совершенно другими нитками. Но у меня не было новой канвы, то есть бумаги.
Завтра утром первым делом побегу за бумагой. Я написала мелким почерком на обратной стороне Эмминого листа новое начало. И мне показалось, что это небо и земля.
Когда я глянула на часы, глазам своим не поверила – половина третьего ночи! Вот заработалась. Я отползла от стола, выпила стакан молока и повалилась спать. Ночью мне приснился ужасный сон. Как будто я сижу в тюрьме и ко мне на свидание приходит бабушка. Она стоит за стеклянной перегородкой, в которой нет никаких отверстий, и что-то мне говорит, а я не слышу. Я пытаюсь прочитать по губам, но бабушка вдруг начинает таять в воздухе. Я кричу, зову ее, бьюсь о толстое стекло, но напрасно – бабушка исчезает. Я проснулась в ужасе. И только осознав, что это был сон, немного перевела дух. Неужели вещий сон? Неужели бабушка умирает? Мне иногда снятся вещие сны. Достаточно вспомнить постоянно повторяющийся сон про эстафету. Он был вещим, как показала жизнь. И прежде тоже такое бывало. Звонить ни свет ни заря в больницу я не могла, тем более там у них еще на два часа раньше, чем у нас. Я встала, побродила по чужой квартире, совершенно не понимая, что предпринять. Я даже сесть за рукопись не могла. Нужна бумага, а где ее купишь в такую рань? Черт, а ведь если у Эммы первая глава занимает сто страниц, то сколько же во всем романе? И если его переписывать, что потом делать с рукописью? У меня же отвратительный почерк. Отдавать еще кому-то? Иначе как я покажу свою работу Эмме? Хорошо бы, наверное, купить компьютер, но ведь надо уметь с ним обращаться.