Хочу бабу на роликах!
Шрифт:
– Семь минут. Я загадал, если успею найти вас до двенадцати…
– То что?
– То все будет хорошо. У нас с вами. Можно, я вас поцелую?
– Но тогда мы пропустим Новый год, – неуверенно пролепетала я, ибо больше всего на свете мне хотелось с ним поцеловаться.
– А у меня часы с будильником… – хрипло проговорил он.
Но когда заверещали его часы, я забыла обо всем на свете.
– Ох, Саша, а может, ну его к бесу, этот испанский Новый год, а? Встретим через два часа наш, русский?
– По-моему, гениальная идея…
…Но
– Я тебя люблю, – шептал он, обнимая меня. – Ты это поняла наконец, правда?
– Правда.
В эту ночь я вообще многое поняла. Например, то, что, несмотря на все, я хочу быть свободной, и потому с некоторым страхом ждала, что Алекс вот-вот снова предложит выйти за него замуж.
– У меня в жизни еще не было такого роскошного Нового года, – сказал он с улыбкой. – А я так много новых годов встречал…
– А мне никогда раньше не нравились мужчины с темными глазами.
– Ну еще бы, голубые глаза Глеба Ордынцева уже стали притчей во языцех у московских дам. Ну не хмурься, я ревную, хоть сейчас ты со мной, но почти вся твоя жизнь прошла с ним, и меня это, должен откровенно признаться, бесит. Поэтому умоляю, не напоминай мне о нем.
– Очень интересно, ты сам о нем заговорил.
Мне показалось, что черные глаза красивее, хотя это было для меня странно… И в этих черных глазах отражалась такая нежность, что у меня от нее даже живот заболел. Или это от того, что мы как безумные накинулись на еду?
После завтрака мы решили выйти погулять. Медленно брели вдоль набережной, а море бесновалось, хотя светило солнце и настроение у нас было поистине безоблачным, как новогоднее небо над Майоркой. Время от времени мы целовались. Народу было совсем мало. И вдруг сзади я услышала цокот копыт.
– Алекс! – воскликнула я.
Он оглянулся и все понял без слов. Поднял руку, и к нам подкатила пролетка. И пусть на мне нет ни большой шляпы, ни даже длинного шарфа, но со мной мужчина, в которого я конечно же влюблена.
Воплощение оказалось куда лучше мечты, такое бывает редко. Неужели в новом году будут сбываться мои мечты? А разве они у меня есть? Это все так, маленькие мечтенки… Но сейчас ни о чем не мечталось, и без того было невозможно хорошо.
– Ты о чем задумалась, Сашутка?
– Так, ни о чем. Мне просто хорошо. Послушай, Алекс, а ты надолго приехал? – вдруг испугалась я.
– У меня билеты на шестое…
– Билеты?
– Я надеюсь, что ты полетишь со мной.
Начинается. Надо сразу расставить все точки над "и". Я не хочу второй раз наступить на те же грабли.
– Нет, Алекс, я никуда не поеду.
– Но почему? Тебе разве плохо со мной? Я хочу жениться на тебе. Неужели ты не поняла?
– Это ты не понимаешь! Я начала совсем новую жизнь, и я хочу в этой жизни состояться.
– Ты полагаешь, что можешь состояться, вкалывая на Эмму? Сашенька, я же не собираюсь запирать тебя в клетку. Ради бога, делай что хочешь, я буду только рад…
– Алекс, ну давай не будем сейчас об этом. Ты пойми, я обещала Эмме год работать на нее.
– Ну так ты нарушишь это обещание. Она хорошая баба, и к тому же, я уверен, она к этому готова, раз не утаила от меня твои координаты.
– Но я дала слово. И еще, я бесконечно ей благодарна, она помогла мне именно в тот момент, когда я в этом нуждалась. И потом, я тут сама начала писать…
– Об этом я тоже знаю от Эммы. Тогда тем более.
– Алекс, я написала пьесу, я не знаю, хорошая это пьеса или никудышная, но для меня она безумно важна, пойми.
– Нет, я не понимаю. – Он уже начинал сердиться. – Почему ты не можешь писать у меня в доме, то есть у нас, в нашем доме, там тихо, чудесная природа… И я буду рядом… Саша, поверь, у тебя будет все, что ты пожелаешь.
– Понимаешь, Алекс, я, наверное, дура…
– Даже наверняка, – ласково улыбнулся он.
– Так вот, пусть я дура, но я привыкла добросовестно относиться к своим обязанностям, я была хорошей женой, и если я когда-нибудь еще выйду замуж, то опять буду хорошей женой… Но сейчас просто не чувствую в себе сил. И еще я обещала Эмме и не могу ее подвести. Что же, одну книжку сделала и бросила?
– Да на таких условиях она найдет десяток людей, готовых ее переписывать.
– Это уже сказка про белого бычка, – рассердилась я. Он не хотел меня понять, а мне не удавалось ему как следует объяснить. Нет, в пролетке лучше было ехать одной. Он, кажется, почувствовал, что действовал чересчур напористо, и сбавил тон:
– Ну хорошо, давай пока не думать об этом, давай просто наслаждаться жизнью.
– Давай, – довольно вяло согласилась я. Мне казалось, что он должен был проявить какой-то интерес к моей пьесе, а он даже не спросил, как она называется. Видимо, считает это блажью… Ну и пусть! Какой он был чуткий и проницательный, пока добивался своего, а добился – и вот пожалуйста, оглох и ослеп. Нет, к черту всех мужиков. Проводить с ними время приятно, но в душу пускать нельзя, они там натопчут… Какой же из этого следует вывод? Я буду проводить с ним время, пока он тут, а дальше – скатертью дорожка.
Надо признать, время мы проводили прекрасно, но он ни разу так и не спросил меня о пьесе.
Пятого января вечером у нас состоялся тяжелый разговор.
– Сашутка, так ты со мной не хочешь ехать?
– Нет, я уже говорила.
– Это окончательное решение?
– Да.
– Значит, тебе на меня наплевать?
– А вот этого я не говорила.
– Просто я дурак, я думал, что ты тоже меня полюбила, это было наивно, где уж мне соперничать с голубоглазым секс-символом, и я понимаю, почему ты пишешь именно пьесы, почему хочешь остаться одна и, как ты выражаешься, «состояться». Все очень просто, даже примитивно. Всякая оскорбленная женщина мечтает утереть нос оскорбившему ее мужчине. И ты, наверное, написала прекрасную роль для своего героя – что ж, все элементарно, только я не убежден, что это на него произведет впечатление, он вылетел уже совсем на другую орбиту, играет за границей, снимается, у него куча ослепительных женщин… Боюсь, у тебя, детка, не тот замах. Не дотянешься.