Хочу себе чужое

Катарина Бовино

Ясное дело, что я должен был сказать “да, свали”. Но вместо этого я покачал головой.

– Нет, прости. Хочешь я покажу тебе дом, где мы надеялись увидеть привидений на первом курсе?

– Привидений? – рассмеялся он. – Вы верили в такое?

Я хмыкнул и повел плечом.

– Скажем так. Мы допускали всякое.

– Обалдеть, – протянул он. – Хорошо, показывай.

Идти до усадьбы, о которой я говорил, было летом минут двадцать. По снегу, пожалуй, должно было занять все полчаса.

***

Нет, сорок минут. Мы с Никитой шли через лес, а там снег был буквально по колено. От тропинки остался только намек, и мы были

вынуждены передвигаться гуськом. Я по понятным причинам шел первым, а Никита за мной. Сначала мы перебрасывались короткими фразами, но в итоге оба замолчали. Дорога была в гору, и мы оба начали пыхтеть. Если бы это был любой другой человек я бы даже внимания не обратил. Дышит тяжело и дышит. Но прошлой ночью произошло кое-что. Одна вещь, которую до текущего момента я изо всех сил старался игнорировать. Прошлой ночью я лежал в своей кровати, которая стояла вплотную к стене, что была общей со спальней Глеба и Никиты. Сначала до меня доносились обрывки их приглушенного разговора, потом возня, а потом я слышал Никиту. В первое мгновение я даже не смог поверить в то, что действительно это слышу. Я сказал себе, что у меня слуховые галлюцинации. Потом, что они смотрят какой-то фильм. Потом, что не фильм, а порнографию. В конце концов, кто бы отказался посмотреть порнуху на ноуте, когда дом полон гостей? Но как бы я не отрицал очевидное, очень скоро мне пришлось смириться с тем, что Глеб и Никита трахаются, и слышу я всхлипы и стоны не актеров, а очаровательного парня, про которого я уже знал, как он выглядит сразу после отсоса.

Моя рука в тот момент невольно оказалась в пижамных штанах, и я с каким-то почти безумным упоением отдрочил себе, подумав напоследок, что эти стоны никогда, – буквально никогда в этой жизни, – не будут звучать для меня.

И вот сейчас, когда Никита тяжело дышал у меня за спиной, я думал вовсе не о том, что у нас тут дикий крутой подъем, еще и скользкий. Я представлял, как краснеют его щеки, как он дышит ртом и облизывает губы, как нежная кожа чуть трескается и… я резко обернулся. Никита почти врезался в меня, но все-таки успел затормозить. Он был именно такой, каким я его представлял. Нет, в сто раз хуже. Расхлябанный, расхристанный, облизывающий губы, а его золотые волосы блестели на холодном солнце.

– Я подумал, – хрипло сказал я, – что можем отдохнуть, если тебе тяжело подниматься. Ты, вообще, не пробовал такую вещь, как спорт?

Он покраснел так, что я смутился в ответ.

– Все нормально, – сказал он и облизал губы.

Может, хватит уже, а? Что за проверка на прочность?

– Мне не тяжело подниматься. Просто…

– Просто что? – буркнул я.

– Не заставляй меня говорить, – буркнул Никита, а потом грубо отпихнул меня и обогнал.

Теперь я шел позади Никиты и передо мной разверзся новый ад. Никита шел впереди. Его куртка была короткой. Ровно до задницы, которую крепко обтягивали явно старые голубые джинсы. Они были потерты во всех возможных местах, и, наверное, именно так заслужили свое место на даче. Вот же. Можно перестроить дачу из сарая в роскошный дом, но нельзя перестать носить стремные шмотки за городом. Так вот. Никита шагал, и его задница виляла. Я пялился на нее, и в моих штанах, не таких уж старых, становилось тесно. Когда мы дошли до вершины холма, я тоже дышал тяжело. Так, стоп. Никита же не мог хотеть мне сказать, что именно это с ним и произошло? Он пялился на мою жопу и возбудился? Я потряс головой. Будем верить, что я все неправильно понял.

Одно дело хотеть парня своего лучшего друга и понимать, что тот никогда не ответит взаимностью. Другое дело подозревать, что тот тоже был

бы не против… я даже не знаю, что именно не против. Переспать со мной, назовем это так. Плотские желания могут быть очень сильными. Но они никогда не будут такими важными, как чувства.

– Я говорил вон про тот дом, – сказал я, указывая рукой на усадьбу, которую пока что было видно максимально паршиво.

Мне требовалось как бы сменить тему разговора, но только с учетом того, что мы ни о чем не говорили и шли молча.

– Еще довольно прилично, – отозвался Никита.

Я кивнул, а потом достал сигареты и закурил.

– Дай?

Я вспомнил про колечки из дыма. Вот еще этого только не хватало. Я отдал Никите свою пачку, где было еще две сигареты и зажигалка. Он неумело закурил и то ли чуть не закашлялся, то ли просто скривился. Он выдержал где-то до середины, а потом все-таки затушил сигарету и отдал мне пачку.

– Гадость.

– Угу. А что тебя заставило думать иначе?

– Когда ты куришь, то кажется, что это что-то приятное.

Я убрал пачку в карман и вздохнул.

– И пахнешь ты приятно… – добавил Никита и осекся. – Я имею в виду, что обычно сигаретный дым воняет так себе, но от тебя пахнет нормально, однако с нотками табака.

– С нотками табака… – передразнил я его. – Заканчивай маяться дурью, Ник.

– О чем ты?

– Мне кажется, ты знаешь.

– Я без понятия. Хочешь что-то сказать мне – скажи прямо.

Я отказался. Никита на это издал возмущенный звук, опять обогнал меня и чуть ли не бегом направился к злосчастной усадьбе.

***

– Ходили слухи, что тут жили три сестры: Настя, Глафира и Соня, младшенькая. Их отец ушел в лес и пропал там, когда Соне едва исполнился годик. Мать так тосковала по нему, что ударилась в темную магию. Сначала просила у духов его вернуть, потом проводила темные ритуалы и, наконец, сгинула сама. Версии о том, куда именно она делась, разнились. Кто-то говорил, что отец семейства услышал ее и забрал к себе. Другие же говорили, что женщина была красавицей и кто-то из нечисти притворился ее покойным супругом и украл ее. Так или иначе девочки остались жить здесь. Старшая, Настя, была уже невестой. Сирота, да еще и со своей усадьбой… в общем, желающих было много. Только вот с каждым женихом случались какие-то беды. Один ногу сломал, у другого все куры передохли… В общем, свататься к Насте перестали. Потом подросла Глафира и история повторилась. После этого сестер и вовсе стали за километр обходить и не было им жития в поселке.

– И чем дело кончилось? – поинтересовался Никита, аккуратно устраиваясь на пыльный и, кажется, уже слегка подгнивший сундук.

– Говорили, что нашли они книгу своей матушки и решили провести обряд для снятия проклятия, но, конечно, что-то напутали и пропали. Но не до конца, а только из нашего физического мира. А так-то они в этом доме остались и появляются каждый месяц на одну ночь, на ту самую, когда проводили ритуал. Поэтому никто после них жить здесь и не смог. А ты сам попробуй поживи в доме, который каждый месяц три призрака оккупируют.

Никита рассмеялся, а потом поезжился.

– Вот вроде чушь, а так сидишь тут среди этой старой мебели и не понимаешь, почему все не вынесли? Почему здесь никто жить не стал?

– Не знаю. Мы тоже все обсуждали это. А когда приезжали на дачу, то пытались как можно больше ночей здесь провести, потому что вдруг бы краем глаза увидели бы призраков? Но, конечно, никого мы не видели.

– Вы небось пили так, что и сто призраков бы пропустили, – поддел меня Никита.

– Все-то ты знаешь.