Хочу тебя любить
Шрифт:
– Первый, первый… – дразнюсь, пока вытираемся. – В этот раз я первая! Я!
Хорошо, что его тоже замыкает на позитиве. Смеется, забывая тот странный разговор, который и вылился в этот дикий секс. Мне бы очень не хотелось к нему возвращаться.
– Я требую реванш, – заявляет Бойка и, обнимая меня, дурашливо всасывает мой опухший рот.
Толкаю его, потому что щекотно становится.
– Угу, когда-нибудь, – бубню, отсмеявшись. – Очень нескоро!
– Что, бля? Очень скоро!
Я не против. Но ему пока не признаюсь.
Глава 33
Молчи.
Любомирова просто разбирает пакет из доставки, а я, как конченый маньяк, неотрывно наблюдаю за этим, казалось бы, обыденным процессом. Сколько бы времени вместе не провели, сколько бы не получил от нее – постоянно мало.
– Пятьдесят штук? Серьезно? – маячит пестрой упаковкой прокладок, которые я заказал вместе с рядом продуктов, пока она сушила волосы.
– Выбирал по названию, которое ты сказала. Откуда я знаю, сколько надо?
– Ладно, – смеется, прижимая чертову пачку к груди. – Тогда имей в виду, что забирать их с собой в общагу я не собираюсь. Останется у тебя. Не хочу тащить.
Судя по лицу, думает, что мне это должно не понравиться. Инстинктивно реагируя, прощупываю внутренние ощущения. Ничего значительного. Подумаешь, пакован прокладок на хате. Как-то не парит, вот ни грамма. Даже когда представляю, что кто-то из пацанов увидит. Вообще похрен. Потому и молчу.
Оставшаяся часть дня проходит у нас достаточно спокойно. Вместе готовим, едим, убираем. Варя почти не ломается, между делом разрешает себя лапать и даже конкретно так зализывать. Пару раз сама целует. Странно у нее это из-за стыдливости получается, но, блядь, как же я раз за разом охреневаю от своих эмоций. Раскручивается в груди какой-то вентиль, по всему телу разбрасывает эти колотящиеся и искрящиеся оскалины. Не просто за ребрами горит. Отдает покалыванием в мышцах ног и рук, даже пальцы от этой огненной дроби немеют.
– Нам нужно учиться… Нужно работать… Нужно видеться с другими людьми… – перечисляет Центурион с отрывистыми паузами, когда уже лежим с ней в кровати.
Утро еще не наступило, а я уже зверски тоскую. Остановить это не могу. Какое-то безнадежное помешательство. Видеться с другими людьми? Я кроме нее никого не замечаю. Как с ними, к примеру, вести диалог, если думаю только о ней? У меня мозги набекрень встали, как только она подошла в клубе. Уже тогда понимал, что не смогу отпустить. Барахтался, конечно. Пытался убедить себя, что что-то там контролирую. На самом деле мы сходу свернули друг другу кровь. И то, что Любомирова теперь пытается быть нормальной, не значит, блядь, что она таковой является.
– Давай договоримся… Будем встречаться по выходным... С пятницы до понедельника вместе… В остальные дни по минимуму… – продолжает монотонно молотить Варя. – Я посчитала… Оставшихся дней моего долга хватит до Нового года… Плюс праздники… Вместе…
Заставляю себя лежать неподвижно, тогда как в груди все приходит в движение. Таращусь в потолок, отмахиваясь от колюще-режущего давления, с которым ее слова проникают в ту раскачанную гребаную четырехкамерную мышцу, которую все так просто именуют сердцем. Не сердце это, а ебаная хренотень!
– Что думаешь? – спрашивает Любомирова, так и не дождавшись от меня какой-либо реакции. – Согласен?
– Нет, не согласен, – выдыхаю и резко встаю с кровати.
Варя за мной подрывается. Сталкиваясь взглядами, замираем друг против друга посреди комнаты.
– Почему не согласен?
Закладываю ладони в карманы спортивок, чтобы хоть как-то себя ограничить и не трогать ее, как это обычно бывает.
– Ты еще спрашиваешь? Я тебе предложил жить вместе, ты с темы съехала. А теперь вообще говоришь, что у нас все по договору дозировано. Я, блядь, могу быть согласен? Чего ты добиваешься, толкая такую хрень? Прости, конечно, но я, блядь, моментами с тебя в конкретном ахуе! Если бы мог, послал бы на хрен на первом таком прыжке!
Знаю, что борщу с матами. Возможно, усугубляю, бля… Бля… Но мне ведь тоже тяжело все это тащить, а Любомирова, такое ощущение, на чиле жить вообще не умеет. Ни минуты! Постоянно ее колбасит, а она – меня. Полководец, блядь.
– Я просто пытаюсь разработать план, который поможет нам соблюдать какой-то порядок и держать контроль. Это важно!
– Для кого важно? Угомонись лучше, лады? Сказал же, блядь, ты здесь главной не будешь, – жестко высекаю, потому что меня к херам подрывает это ее постоянное желание рулить.
– Где здесь? – утоняет, скрещивая на груди руки.
Будто, блин, внатуре не понимает… Накручивает всю эту муть все туже и туже. Ждет, пока выстрелит? А отдачу, мать ее, выдержит?
– Так где здесь?
– В наших отношениях, блядь! В наших отношениях ты главной не будешь, уясни, наконец. Ищи другой сегмент для реализации своей дури!
Если и перегибаю, сейчас этого не осознаю. Не способен отмерять. Сердце, как маятник, по груди ходит. Дай бог, дальше не пойдет.
– А ты? Ты свою куда реализовать собираешься? – звенит Варя, отражая свою тучу эмоций. – Почему ты считаешь, что главным должен быть мужчина? Это, между прочим, половая дискриминация!
– Ты сама все прекрасно понимаешь. Я такой! – пиздец, аргумент. Сам понимаю. Но лучше ничего не находится. – Другим уже не буду. Так что кончай стараться меня изменить. Ни хрена не выйдет.
– А почему я должна? М? Почему ты считаешь, что меняться в этих отношениях должна я? У меня, сам знаешь, тоже характер! Думаешь, без члена меняться легче?
Если бы этот спор не затрагивал действительно важную для меня тему, я бы на этом моменте обязательно заржал. Но сейчас дыхания не хватает. Спирает. С трудом нахожу его и регулирую обратно.
Оставаясь на своей позиции, смягчаю голос – это, между прочим, уже огромный шаг навстречу.
– Ты умница. У тебя получится.
Только Центурион, конечно же, не ценит. Моя похвала и последующее поощрение ее отчего-то лишь сильнее бесит.
– Пошел ты в жопу! – рявкает в ответ.
Яростно тяну воздух. Не вынимая из карманов рук, п`oшло толкаю в ее сторону бедра и выдаю привычное:
– Раздевайся.
Варя напряженно вытягивается, сердито стискивает челюсти и совершает серию коротких шумных вдохов-выдохов.