Хочу тебя любить
Шрифт:
Махнув рукой, криком обрываю этот задроченный самовлюбленный поток сознания:
– Ну, давай, раз решил все! Вперед, сука! Суди. Мне, чтоб ты сразу понял, глубоко похуй! Я ее, чтоб ты сдох, люблю!
К такому повороту старик явно не готов оказывается. Да я и сам не планировал выдавать долбаному чёрту что-то настолько личное. Просто заебало его слушать.
– Любишь? Это твои проблемы, – чеканит после паузы. – Сказал, не будешь с ней. Точка. Честь семьи вам позорить не позволю! Даже если она тебя тоже что-то там… – голос обрывается. Но думает отец недолго. Быстро переключается. Дьявольское озарение, которое зажигается в его
Я напряженно сглатываю и, теряя терпение, убиваю его взглядом.
– На, почитай на досуге, – швыряет на стол папку. – История болезни Варвары Любомировой. Плюс отдельно статистика по этим клапанам, процент отторжения, смертности и прочее. Думал, к совести твоей взывать придется. А тут еще интереснее получается.
Мое сердце с такой силой в ребра врезается, словно намерилось об эту клетку разбиться к херам. Слух забивает не то чтобы шумом… Каким-то одуряющим писком затягивает и выводит из строя сразу все предохранители.
– Я – гарант ее жизни. Я, – чеканит отец, закатывая меня этими словами. – Не ты, не Тина. Никто не поможет, если эта искусственная хрень в ее сердце решит прекратить работу.
После этих слов меня разрывает. Толком не различаю деталей, когда бросаюсь на отца и яростно хватаю лацканы его пальто. Встряхиваю с такой силой, что грубая ткань трещит, а «папочка» издает череду крякающих звуков. Не помня себя, впервые в жизни леща ему отвешиваю. Да такого, что воздух звенит. Но этого слишком мало… Заслужил он гораздо больше. Я готов идти дальше, однако зачем-то после свирепой возни позволяю старику себя оттолкнуть.
Знаю, зачем. Как ни отрицаю, перечеркиваю, рву на куски – принимаю эти слова на веру. Они влетают в центр беспокойства, о котором я до этой секунды даже не догадывался, и раскидывают сгустки хаоса по всему моему организму.
Ладони дрожат. Да что там! Всего колотит.
На отца не смотрю больше. Сгребая все, что раскидало, отворачиваюсь к окну. Он же, явно довольный произведенным эффектом, как ни в чем не бывало, продолжает говорить:
– Прошлая операция семь лет назад стоила тридцать пять тысяч долларов. Сейчас может быть дороже. У тебя есть такие деньги? Вот сейчас? В любую секунду? Хотя бы тридцать пять штук у тебя будет? Я уж молчу про все побочные траты, реабилитацию, постоянные обследования.
Конченый садюга. Не способен подавить физически, измывается душевно. В каждом звуке это кровожадное самодовольство сочится. Отец меня размазывает.
– Это, черт возьми, сердце! Не какая-то ерунда. Оперировать может потребоваться экстренно. Нет денег, человек просто умирает. В прошлый раз срочности не было, и то Варвара в это время была изолирована и во многом ограничена. Как растение! Как овощ! Просто находилась в режиме ожидания, пока волонтеры собирали эту сумму. Больше двух лет! А как будет в следующий раз? Если экстренно? Ты ее не тянешь! Слышишь меня, баран? Продолжите, я умываю руки. И Тина будет делать то, что я скажу. Рискнешь жизнью девчонки, чтобы пошоркаться месяц-два? Ты, конечно, гаденыш, но не настолько же! Только я гарант! Страховка. Билет на жизнь! Не ты! Она калич, а ты ее не тянешь, – повторяет и повторяет. По кругу
У меня же гудит в голове, словно уже все мозги наружу полезли. Тело бьет адреналин. Ни слова сказать не способен. В оцепенении таращусь в одну чертову точку за окном и дышу через раз.
– Три дня у тебя. Если хватит дури продолжать эту связь, из академии Варвару исключу, из общаги попру, все плановые обследования отменю. Ну и дальше… Что ты со своей зарплатой можешь? Квартиру для нее снимешь? А дальше что? Забарахлит завтра ее движок, никто не поможет. Слышишь меня? Думай! Думай! Про ключи от квартиры и от тачки не забудь. Я не шутил. Хватит. На отца руку поднимаешь… Ты мне больше не сын!
Разворачиваюсь, чтобы прохрипеть:
– Это ты мне не отец. Никогда не был.
Реакцию на свои слова не жду. Похрен мне на него. Абсолютно.
– Думай… Думай…
Под эти самодовольные хмыкающие напутствия навсегда покидаю гребаную квартиру.
Глава 42
Прости, я не могу иначе...
Варвара Любомирова: Сегодня тоже занят? Третий день?
Варвара Любомирова: Думала, увидимся хоть в академии… Где ты пропадаешь? Кир! Что случилось?
Варвара Любомирова: Кир…
Варвара Любомирова: Кир…
Варвара Любомирова: *сердечко*
Варвара Любомирова: Что происходит?
Варвара Любомирова: Я очень волнуюсь.
Варвара Любомирова: И сильно скучаю!
Варвара Любомирова: Я тебя все!
Варвара Любомирова: *сердечко*
Кирилл Бойко: Минут через двадцать буду. Выйдешь. Не хочу подниматься.
Варвара Любомирова: Ок!
Варвара Любомирова: *сердечко*
Усидеть на месте выше моих сил. Сразу же одеваюсь и выхожу. На улице минус, но мне не холодно. Напротив, будто в жар на нервах бросает. Не могу понять, серьезно ли мое беспокойство, или же это просто чувственный мандраж предвкушения долгожданной встречи с Киром. Я правда очень соскучилась. С той встречи в клубе, больше трех недель дольше, чем на ночь, мы не расставались. А тут целых три дня! С ума сойти! Трясет, так жажду его увидеть, обнять, поцеловать… Все на свете с ним хочу!
Сначала Бойка написал, что не сможет забрать меня от мамы. Я расстроилась, конечно, но отнеслась с пониманием к его пояснению: «Срочные дела нарисовались». На второй день, когда Кир не появился в академии и весь день игнорил мои сообщения, уже забеспокоилась. Вечером он отписался, что находится за пределами области и говорить при каких-то там «пацанах» не может. Прислал это свое фирменное огромное розовое сердце, я растаяла и успокоилась. Убедила себя, что у него могут быть дела, и я должна это понимать. Главное, что Бойко меня любит. Я это чувствую и знаю. Сомнений быть не может!
И вот сегодня снова пустая академия. Для меня пустая! Кира нигде нет. Телефон выключен. Хорошо, что под вечер объявился. Но поругать его я все-таки планирую. Буду откровенной. Он должен понять, что я волнуюсь, и что прям так резко пропадать нельзя.
На фоне своих переживаний даже о маминой беременности благополучно забываю. Нет, изначально известие меня, конечно же, шокировало, и я хотела обсудить это с Киром в тот же вечер. Однако сейчас, после трех дней разлуки, пополнение в семействе – последнее, что я планирую озвучивать.