Хочу тебя навсегда
Шрифт:
Мы сидим за обеденным столом и ведём отвлечённые разговоры. Это для того, чтобы не цеплять запретную тему под названием «Жаров». Стоит только подуть на тлеющие угольки как разгорается самый настоящий огонь. В споры включается даже бабушка, которая всегда на стороне Ярослава.
Мой телефон коротко вибрирует. Я вижу входящее сообщение.
«Пришли фотографию Веры. Соскучился», — пишет Яр.
Без проблем. У меня вся галерея заполнена снимками дочери!
Отправляю, получаю сообщение с благодарностью. Непроизвольно улыбаюсь и завершаю переписку подмигивающим
Вера, которая сидит на детском стульчике и увлеченно ест суп, вдруг прерывается и громко произносит:
— Папа!
— Да, Булочка, угадала. Это он. Соскучился по тебе, — улыбаюсь дочери.
Влад насторожено смотрит на меня и племянницу. Хмурит брови. Началось.
— Знаем мы как он нескучно проводит время в командировках, — довольно ухмыляется брат. — Да, Сонь?
— Вкусный суп, Владик? Я сама готовила с утра-пораньше.
— Брось его защищать.
— Я не защищаю. Просто пытаюсь перевести тему.
— Хорошо человек устроился, — не унимается брат. — Захотел — взял тебя в жёны. Захотел — трахнул. Захотел — вышвырнул из своей жизни. Отменный папашка. Вера будет им гордиться!
— Кто бы говорил! — вспыхиваю в ответ.
— Эй, мелкая. Не заговаривайся. Я ни Женю, ни своего сына не бросал и не брошу.
— А ты никогда и ни при каких обстоятельствах не смей обсуждать Жарова при Вере! — отвечаю громко.
— Она всё равно ничего не понимает!
Наш семейный обед заканчивается грандиозным скандалом. Бабушка кричит на брата с мощностью в сто децибел. Я добавляю и выплевываю самые сокровенные вещи, которые мало кому рассказывала. О домогательствах отчима, о своем первом сексе. Я сама пришла к Ярославу и попросила лишить меня невинности. Пусть Влад не думает, что его сестра чистый и непорочный ангел.
Бабушка хватается за сердце и, взяв Веру на руки, уносит её из кухни. Женя мечется меж двух огней и гладит живот. Она безумно любит моего брата. И меня тоже. Поэтому не может и не хочет обижать кого-то из нас.
Пытаясь задеть меня за живое, Влад приправляет рассказ про Ярослава всё новыми и новыми фактами. Грязными, отвратительными. Царапая мою и без того истерзанную душу.
Возможно, нам стоило разбежаться сразу же после окончания реабилитации, но на тот момент развод с Ярославом казался мне почти что концом света. Я предпочитала жить в своем хлипком и шатком мире. Но зато с ним. Я не знала, как буду справляться без Ярослава. Просто, чёрт возьми, не знала. И если бы не шанс с Канадой и беременность за океаном, то я бы не выплыла.
Помириться с братом не удается. Он вместе с Женей уходит спустя десять минут. Я убираю грязные тарелки в раковину и останавливаюсь у окна, пытаясь нормализовать дыхание. Влад всегда был импульсивным человеком, но после службы в армии и отсидки в СИЗО — стал просто нестерпимым. Бедная моя подруга.
Ближе к вечеру от неё поступает входящий звонок. Влад куда-то пропал и не отвечает на телефон, а у Жени с частой периодичностью схватывает живот.
Глава 44
— Сильно болит? — спрашиваю Женю, пытаясь лавировать между потоком машин.
Меня бросает в пот. Вечер рабочего дня. Жуткие пробки. И среди этого муравейника еду я вместе с беременной подругой. О-ответственность.
— Терпимо.
— По шкале от одного до десяти — сколько?
— Одиннадцать.
— Вот чёрт! Женька, нам осталось минут двадцать. Всё будет хорошо, слышишь меня?
Подруга слабо кивает и откидывается на спинку сидения. Смотрит в окно. Я вижу, как у неё по щекам беззвучно катятся слёзы. И осознаю, что хочу придушить собственного брата! Немедленно!
Восьмой месяц. Всего тридцать две недели. Мы… не готовы! Никто не готов, тем более ребёнок. Я понятия не имею, что будет дальше и смогут ли врачи остановить родовую деятельность, но стараюсь не унывать и поддерживать Женю насколько это возможно.
— Влад всё ещё недоступен? — спрашиваю у подруги, наблюдая, как она раз за разом прижимает телефон к уху. Даже сердце сжимается от обиды за неё.
— Абонент вне зоны доступа.
— Уверена, его отсутствию есть какое-то серьезное объяснение. Должно быть!
— Хотелось бы верить.
Женя выглядит разбитой и слабой. Когда я ворвалась в квартиру подруги, никто из её родных даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь спустить вещи к автомобилю. А тут ещё и Влад добил.
Мы приезжаем в первый городской роддом, где у входа в приемное отделение нас встречает дежурная бригада врачей. Женю перемещают на каталку и куда-то увозят. Одну, без меня. Я поднимаюсь по ступеням на нужный этаж и обращаюсь к первой встречной медсестре.
— Подскажите, пожалуйста, в какую палату поместили Женю Морозову? Я обещала ей, что всё время буду рядом.
— В операционную увезли. Ей будут делать экстренное кесарево сечение.
— Как? Уже? В тридцать две недели? Мамочки… И предотвратить невозможно?
Я словно заведённая повторяю, что мы не готовы. Ни я, как тётя, ни будущий отец, ни мать. Ни малыш, которому даже имя не придумали! На что медсестра просто разводит руками и предлагает подождать в коридоре, предварительно купив бахилы.
Вновь спустившись на первый этаж, дрожащими от волнения руками вручаю провизору крупную купюру. Её возмущению нет предела! Недовольное ворчание врезается в уши и сильно давит на нервы. Я крепко сжимаю зубы, считаю до десяти и наконец отвечаю:
— Мне не нужна ваша сдача! Только бахилы. Одну пару.
Сидя на скамейке в узком больничном коридоре, чувствую себя совершенно потерянной. Мимо меня снуют люди в белых халатах. Туда и обратно. Сердце не на месте, пульс частит. Когда становится совсем сложно — я звоню Ярославу. Возможно, потому что ощущаю в этом острую необходимость и кроме него — больше некому. Я надеюсь, что у Жарова есть контакт какого-нибудь друга Влада. Того, кто, возможно, сейчас находится рядом с ним.
— Мы почти не пересекаемся с твоим братом в последнее время, — расстраивает меня Яр. — Но я его найду.