Ходи невредимым!
Шрифт:
– Победим, если ты поведешь нас, Моурави!..
– Нет, князь Иесей Эристави, поведет царь Теймураз. Так царь и многие высшие фамилии пожелали, менять невозможно, и все мы должны покориться коронному решению. Не время спорить, лучше ли так, или… хуже… наступает время кровавых дождей, время шаха Аббаса. Надо сделать невозможное, но – победить!
Зал безмолвствовал. «Нет, мы плохо знаем Саакадзе», – подумал Джавахишвили. Зураб прикусил ус, его неприятно поразила сила впечатления, произведенного на князей речью Саакадзе, особенно на средних. Хорошо, голоса не имеют, иначе ишачьим ревом провозгласили бы заносчивого ностевца хозяином Картли.
– И еще запомни,
По-медвежьи злобно сверкнул глазами Зураб. Как острием шашки кольнул он взглядом Цицишвили, который поспешил напыжиться и важно проговорить:
– Ты, Георгий Саакадзе, разумно поступил, подчинившись повелению светлого царя. Такой блистательный план ведения войны с коварным шахом Аббасом мог придумать только богоравный. И еще: не напрасно ты пообещал расправиться с тем, кто пожелает предаться спокойному сну в своем замке. Мы, княжество, тебе поможем разбудить снолюбцев! Но почему среди нас нет «недремлющего ока» – Теймураза Мухран-батони? Или хотя бы одного из его многочисленных внуков?
– В сладком сне в своем неприступном замке они любуются золотыми цаги Кайхосро. – под общий смех проговорил Фиран Амилахвари.
– Ты почти угадал, князь, – презрительно оборвал Саакадзе смех, – многочисленная княжеская фамилия Мухран-батони в своих огромных владениях, без всякого уговора, спешно проверяет боевую готовность личного войска. Мухран-батони собрали дополнительные дружины копьеносцев и лучников, сажают на коней копьеметателей и метателей дротиков. Но… доблестный Теймураз Мухран-батони решил отложиться. Он не желает сражаться под водительством царя, ибо, по словам князя Теймураза, кроме гибели, ничего не принесет ему счастливый меч богоравного.
Как гром с голубого неба, упали слова Моурави. Трепет ужаса пробежал по лицам родовитых владетелей. Они растерянно переглядывались.
Квели Церетели, выкатив глаза, уставился на Ксанского Эристави.
– Это начало несчастий! – вскрикнул Липарит.
– Я тоже такое подумал, благородный князь, – утвердительно кивнул головой Саакадзе. – Вот почему, как только ко мне прискакал гонец-мухранец с вестью об отложении и с просьбой доблестного князя Теймураза указать, куда ему двинуть войско, я немедля отправился в Самухрано. Мог ли я допустить распад царства? Ведь ни для кого не тайна, что вслед за Мухран-батони многие отпали бы от царя. И вот я смиренно преклонил колено перед Мухран-батони, умоляя вместе со всеми нами стать под десницу царя… Видите, золотые цаги не помешали Кайхосро возглавить сейчас многочисленные дружины Самухрано. А мои цаги в пыли, сюда я прискакал прямо из Мухрани.
Князья продолжали безмолвствовать. Почти трагически прозвучал голос Липарита:
– И я покорился твоим увещаниям, Моурави, но знай: Мухран-батони прав. Гибелью грозит нам твое отстранение, один ты можешь принести благодатную победу над шахом Аббасом, ты – и больше никто!
– Неоднократно ты, Георгий Саакадзе, говорил «Неблагодарность должна караться смертью!» – свел брови в одну черную линию Зураб. – Вижу, вы забыли, князья, о плане победы светлого царя Теймураза, о непревзойденном плане, в котором сочетается мудрость мужа и предвиденье полководца. Победу над шахом Аббасом может принести только один царь Теймураз, он – и больше никто!
– Он – и больше никто! – хором подхватили князья.
– О чем разговор, князья! – заносчиво воскликнул Цицишвили. – Царь определил, католикос благословил, а мы с мечом в руках утвердим.
– Тем
Сдержанный смех пронесся по залу. И вдруг среди имеющих право только слушать раздался молодой выкрик:
– Головы гордецов ты, Моурави, не вразумил словом, во время битвы вразуми их мечом по заду!
Смех и свист встретили шутку молодого мдиванбега. И столько посыпалось насмешек на представителей знатных фамилий, что Зураб нахохлился, стукнул мечом и приказал страже вывести смутьянов.
С трудом удалось Газнели уговорить «средних» князей покинуть зал. Даутбек, что-то обдумывая, с удовольствием подметил, как у Зураба дрожат усы, у Цицишвили пылают щеки, а у Амилахвари подгибаются колени.
– Нет, еще страшатся Георгия шакалы, – прошептал другу Димитрий.
– Может, удастся провести задуманное Георгием, тогда хоть Тбилиси спасем от персов, – тихо ответил Даутбек.
– Так вот, князья, – в наступившей тишине продолжал Саакадзе, – моим сподвижникам… да, я не оговорился, – сподвижникам: ибо они беспрестанно рискуют подвергнуться персидским пыткам, – удалось добыть для нас точные сведения о движении шахских войск… Каждый вечер и каждое утро является в мой дом один из разведчиков с новыми вестями, и каждое утро и каждый вечер мчится обратно с моими указаниями… Сейчас, по пути сюда, узнал: Иса-хан направил семь сарбазских тысяч в Нахичеванское ханство. Не значит ли это, что через две недели он выведет несметное полчище на равнину между озером Гокча и Шамшадыльскими горами? Рассчитываю, вы, князья, догадались… хан идет прямо на Тбилиси, дабы освободить Исмаил-хана и ринуться на ваши замки.
Смятение, охватившее князей, наполнило сердце Дато злой радостью: «Задрожали лисьи хвосты! Чуют – „лев Ирана“ не пощадит их замков!»
– Что, что предлагаешь, Моурави? – выкрикнул Джавахишвили.
– Предлагать будет царь…
– Не время спорить, спешно надо действовать!
– Верно, Амилахвари, – распрямил плечи Саакадзе, – так вот, если поддержите, вот что предлагаю. Ты, Зураб, князь Цицишвили и светлейший Липарит немедля выедете в Телави и упросите царя двинуть войска Средней Кахети в Алгетское ущелье. Как бы со мною ни хитрил Иса-хан, знаю – к Алгети двигается, чтобы стремительным прыжком захватить Тбилиси…
Князей вновь охватило смятение, Зураб, стиснув зубы, молчал. Эмирэджиби было приподнялся, но тут же рухнул обратно в кресло.
Зорко следит за князьями Саакадзе, намереваясь пустить в ход свое последнее средство.
– Должен, князья, и порадовать вас, Шадиман оказал нам большую услугу. Он направил гонца к Иса-хану с посланием, в котором, восхищаясь, сообщал, что я в опале и совсем отстранен от царского войска и потому Иса-хан смело может двинуться на Тбилиси, вывести царя Симона из крепости, водворить его в Метехи, и тогда он, Шадиман, прибыв сюда, заставит картлийцев склонить головы к подножию трона «льва Ирана». Шадиман просил указания Ига-хана и, в случае надобности, предлагал ему свой замок как крепость.
Гул возмущения, страх, недоверие – все смешалось. Князья поглядывали на все еще молчавшего Зураба.
– Что делать? Как предотвратить беду?
– Шадиман враг царя Теймураза…
– Пусть царь решит…
– Пока царь решит, от наших замков и обломков не останется!
– Царь, возглавляет войну! Клянусь, я не вижу наших голов, только плечи шевелятся! – вскрикнул Эмирэджиби.
– Мы сегодня же выедем в Телави, – твердо сказал Зураб.
– Войска царя Теймураза двинутся к Алгети, или я больше не князь Цицишвили!..