Ходок 6
Шрифт:
Под рукой у него, прикрытые мешковиной, лежали два миниатюрных арбалета, причем уже взведенных. Обычно, такой профессионал, как Святоша никогда так не делал - если долго держать оружие заряженным, это портит тетиву, но сейчас все практические соображения отступили далеко на задний план, выпустив вперед базовые инстинкты. Человек, несущий смерть другим людям, начинает, рано, или поздно, чувствовать ЕЕ дыхание, и сейчас Гвинт ощущал, что ОНА рядом. Но нервничал он отнюдь не из-за присутствия Лунной Леди под боком. Чего нервничать?
– она всегда стояла за плечом во время работы. Дело было в другом. Святоша всегда ощущал ЕЕ, как союзницу. Сейчас этого чувства
Он в очередной раз окинул взглядом пеструю толпу, роящуюся на пирсе. Кого здесь только не было: матросы, грузчики, путешественники третьего класса, мелкие чиновники, воришки всех мастей, возницы, подыскивающие груз и пассажиров и прочий разношерстный люд, не отягощенный лишними деньгами, но страстно желающий ими разжиться.
Следует отметить, что одна из категорий публики, заполняющей причал в эти утренние часы, поисками заработка не занималась - это были матросы, проторчавшие всю ночь в разнообразных злачных местах и сейчас, с трудом переставляя ноги, возвращавшиеся на свои корабли. Шли они не поодиночке, а группами, вцепившись в товарищей, чтобы не свалится, причем товарищей не менее, а зачастую - более, пьяных чем они сами.
Если с кем-нибудь из них случалось несчастье - руки его ослабевали настолько, что он более не мог цепляться за свою группу, то участь бедолаги была печальна - она напоминала судьбу человека смытого за борт в бушующее море во время шторма. То, что море было житейским, служило слабым утешением для "оказавшегося за бортом". Нет, конечно же, жизни его, в подавляющем большинстве случаев ничего не угрожало, чего категорически нельзя было сказать о его кошельке, одежде и обуви. Кстати говоря, именно эти обстоятельства вызвали к жизни морской закон, гласящий, что все деньги, имеющиеся в карманах моряка, должны быть, во время схода на берег, пропиты до последнего медяка, чтобы не достаться врагу.
Могут возразить, что и путешественники прибывшие в благословенный город тоже, вроде бы, должны были относиться к этой же элитарной категории, которая не заморачивалась поисками случайных заработков, но - не тут то было! Дело в том, что прибыли они третьим классом, следовательно явились в Бакар не развлекаться, а работать. А такая публика не откажется поднести мешок, или же совершить еще какую платную услугу - для того и ехала. Ну, а некоторая ее часть, не побрезгует и проверкой содержимого карманов пьяного морячка - что тоже является работой. Конечно же криминальной, но все-таки работой, ибо никакого отношения к развлечениям подобный вид деятельности не имеет.
Если же рассматривать ситуацию в целом, то вся активная деятельность человека сводится к этим двум базовым классам: или работа, или развлечения, третьего не дано. Причем, для некоторых людей работа является развлечением - имеются в виду представители творческих профессий, которым нравится то, чем они занимаются, и напротив, имеются люди для которых развлечения - работа. Например, всякие престарелые бонвиваны, которым надо поддерживать имидж в тусовке. Им приходиться, скажем, кутить на яхте с молоденькими девочками, а хочется полежать на диване, приняв на грудь таблеточку нитроглицерина. Могут возразить: а как же учеба? Но и тут нет никакого противоречия: для одних, очень немногих, учеба - развлечение, потому что им нравится учится, для всех остальных - тяжелый труд.
Повторимся, что речь идет о пассажирах третьего класса, пассажиры же первых двух, которые действительно прибыли на отдых, чтобы прокучивать честно заработанные, наворованные, или же награбленные деньги, в порту никогда не задерживались и по прибытии сразу же отправлялись в гостиницы, или на арендованные виллы.
Цепкий взгляд Святоши отыскал четверых боевиков своей бригады, занявших места, согласно боевого расписания. Вон, слева от трапа "Арлекина", метрах в семи от него, устроился на причальном кнехте Писарь - один из лучших стрелков из духовой трубки, которых Святоша знал. А знал он многих! Промахнуться с этой дистанции Писарь не смог бы даже будучи мертвецки пьяным, с завязанными глазами и в темноте!
Своего настоящего имени Писарь, впрочем, как и остальные трое боевиков, не знал - сказывалось трудное детство в трущобах, а кличку получил из-за особенностей духовой трубки, которая досталась ему по случаю. Мастер, изготовивший сей шедевр, сделал ее неотличимой от пера, используемого всякими чернильными душами: писарями, мелкими клерками и прочей, не заслуживающей уважения публикой.
Писарь использовал эту особенность своего оружия на всю катушку - одевался, как писарь, стригся, как писарь, вел себя, как писарь, что и позволяло ему проникать в любые присутственные места, делать там свое черное дело и уходить никем не замеченным. Отсюда, соответственно, и погоняло. Конечно же, умел он пользоваться и ножом и не только, чтобы порезать колбасу, но главным его козырем, несомненно, была духовая трубка.
Ближе к трапу, в теньке от "Арлекина", устроился Шило. Бесцветная внешность и потрепанная одежда, в меру чистая... хотя, с другой стороны, можно сказать - в меру грязная, делали его человеком-невидимкой в любой толпе, наподобие той, которая тусовалась на пирсе. Разумеется, на великосветском балу, вроде того, на котором побывали компаньоны, Шило кидался бы в глаза, как бомж в газпромовской приемной, но для бакарского порта, его имидж был именно тем, чем требовалось. Кличку свою он получил из-за любви к этому инструменту, предпочитая его ножам, кинжалам, арбалетам и духовым трубкам - типовым орудиям производства, используемым в Сером Цеху. И надо честно признать - работал он им блестяще. Один укол - и не надо никаких контрольных поцелуев.
Справа от трапа, ближе к дороге, сидел с протянутой рукой Костыль. Свое прозвище он получил за то, что мастерски умел подвязывать левую ногу, пряча ее в глубинах мешковатой одежды. Имидж нищего сидел на нем, как влитой, позволяя Костылю, как и вышеописанному мастеру Шило, оставаться незаметным в любом месте, где собирались вместе больше трех представителей "низшего общества". Его любимым оружием была, как и у Писаря, духовая трубка. Отличались у них только охотничьи ареалы - Писарь, обычно, работал в более "чистых" местах, Костыль - менее. Однако, в данный момент про все эти нюансы и тонкости надо было забыть - неисполнение прямого и безусловного приказа Змея...
– это, знаете ли, чревато.
Неподалеку от Костыля прогуливался, заложив руки за спину Гусь. Кличкой своей он был обязан тому обстоятельству, что походил на гуся. Причем так сильно, что никакого другого погоняла у него не было и быть не могло. Он единственный из всей четверки не обладал маскирующей внешностью, но с этим недостатком, и не маленьким - надо честно признать, заставляла мириться другая его особенность. Дело было в том, что Гусь был универсалом высшей пробы. Фигурально выражаясь, он мог сыграть на любой позиции: от вратаря, до центрфорварда.