Ходок
Шрифт:
— Запросто, — с печальным видом подтвердил Ханс, — тем более, что хранители и их люди живой щит уже практиковали.
— Короче, — Ник повернулся к Харитону, — гони коней, на месте разберёмся, там, если что, священник нормальный, он мракобесие не жалует.
Торговец внял их пожеланиям и прибавил хода. Немного совсем прибавил, лошади, уставшие сверх всякой меры, и так выдавали максимально возможную скорость.
До Люшена они успели пообедать, поспать, наговориться, поужинать и много чего ещё. В город въезжали ночью, когда кони уже с трудом перебирали ногами. Но это было даже хорошо, смотреть на
Некоторое время ничего не происходило, молчание становилось подозрительным, тем более, что и фонарь над входом отчего-то не горел. Не случилось ли чего? Наконец, за дверью послышался тревожный голос Юзефа:
— Кого там принесло среди ночи?! — голос был, скорее, напуганный, да и сама постановка вопроса была странной. Кто-кто, а ходоки сюда приходили в любое время дня и ночи и всегда находили приют.
— Открывай, Юзеф, это Ханс, — громко сказал ходок в запертую дверь.
— Что-то за дверью щёлкнуло, упал засов, загремела цепь, после чего дверь стала медленно открываться. Странно, никогда Юзеф такого количества замков не держал, всегда обходясь одним простым засовом в петлях.
— Проходите, — трактирщик выглядел скверно, небритый, всклокоченные волосы, опухшее, то ли от пьянства, то ли от недосыпа лицо. В одной руке он держал светильник, а в другой револьвер.
— Здравствуй, Юзеф, — сказал Ник, протискиваясь в дверь следом за Хансом, а за ним прошёл Харитон, — накорми нас чем-нибудь, а потом уже объясни, что в этих местах происходит?
Юзеф тяжело вздохнул, прошёл в глубину помещения, где зажёг ещё два светильника, когда освещение стало приемлемым, он зашёл за стойку и начал доставать продукты. Ничего готового в запасе не оказалось, но вот копчёный свиной окорок и почти свежий ржаной хлеб с квашеной капустой и пивом оказались весьма к месту. Трактирщик быстро собрал на стол, нацедил пива из бочонка в кувшин, разлил на четыре кружки, после чего сам присел за стол с ходоками.
— Рассказывай, — предложил Ник, отхлебнув горьковатую пенистую жидкость из большой глиняной кружки.
— Нечего тут особо рассказывать, — проворчал Юзеф, — с людьми что-то случилось, словно покусал их кто-то. Они и раньше вас не любили, а теперь до истерики дошло, ходоки уже на людях без оружия не показываются, да и всегда по двое ходят, не меньше.
— Чего так?
— Сам не пойму, — Юзеф тоже отхлебнул пива и отрезал ножом кусок окорока, лежавшего в центре стола на огромном блюде, — говорят, какие-то люди пришли и давай народ разжигать. Ходоки у вас живут, дьявольские слуги, младенцев едят, сатане молятся. Чуть ли не каждый день на рынке собрание, да людей всё больше, каждый вспоминает, как у него корова сдохла, сарай сгорел, или капусту черви поели, во всём, конечно, вас винят. Вроде люди, как люди, с вдруг все безумными стали, глаза горят, пена вот-вот пойдёт.
— Странно, — задумчиво проговорил Ханс, — народ здесь тёмный, но откровенных идиотов я раньше не встречал. А что за люди пришли?
— Вроде из соседнего уезда, там кто-то из попов выступал, кричал, что, пока ходоков не изведут,
— Уже интересно, а наша церковь что?
— А что наша церковь? — Юзеф удивлённо вскинул брови, — отец Роман, тот всегда нормальным человеком был, он пытался толпу урезонить, но те совсем взбесились, чуть не побили духовную особу, еле в церкви скрылся. А вот Ставр скрыться не успел, его побили так, что четвёртый день у Вольфа лежит, места живого на нём нет.
— А он тут причём? — не понял Ник.
— Да притом же, причём и я, — вступил в разговор Харитон, — мы же с вами торгуем, значит, и душу сатане запродали, непонятно разве? Кой чёрт меня дёрнул с вами поехать? Теперь ведь не выберусь.
— И? Что вы делаете?
— А что нам остаётся? Собирались ведь лагерь в Пустошах делать, вот и делаем? Только ведь хотели сделать так, что там постоянно работать будут и сюда хабар возить, а выходит, что нам туда с концами ехать придётся. Здесь-то точно на вилы поднимут. И трактир сожгут.
— Что уже сделали? — Ханс перешёл к деловым разговорам.
— Да я там не был, — отмахнулся Юзеф, — знаю, что дом подходящий нашли, что склад сделали, еды запасли. Как началось всё, я почти все закрома выгреб и туда отдал. Вроде как с дикарями тамошними договорились, те помогать будут. Вашу повозку тоже туда угоним, пригодится, что за груз в ней?
— Оружие, много оружия, на всех хватит, и патронов запас большой.
— Это хорошо, отбиться можно будет, — Юзеф опустил глаза и в отчаянии сжал кулаки, — как же так? Я ведь думал, что здесь родился, здесь и умру, а теперь и похоронят меня неизвестно где, а ведь на здешнем кладбище жена моя покойная, неужто, вдали от неё лежать буду.
На глаза трактирщика навернулись слёзы. Ханс, как мог, пытался успокоить:
— Не всё так плохо, друг, это всё ненадолго, скоро с Севера городские придут, порядок наведут быстро, глядишь, вернёшься сюда. Чего ты умирать собрался? Тебе лет сколько? Пятидесяти нет ещё, вот и живи спокойно. А за добро не переживай, добро и новое нажить всегда можно.
— Плевать на добро. Мне того, что скопил, хватит, мне и трактир этот без надобности, я его больше для души держал, нравилось мне, а теперь вот… бежать пришлось.
Юзеф встал с места, подошёл к стойке и, перегнувшись за неё, выудил бутыль водки, хотя, насколько знали ходоки, был он всегда трезвенником.
— Пейте, всё равно всё не увезём, аппарат мой там уже.
Разлив водку на четыре стопки, они выпили, а Ник продолжил расспросы:
— Кто из наших вернулся?
— Да все почти, — Юзеф, после выпитой стопки немного приободрился, — я ведь по другим местам весточки разослал, где ходоки бывают, вот и пришли. Кто живы. Семнадцать человек всего, да новых четверо.
— Влад привёл?
— Он. Ему теперь и самому несладко, не только его самого и жену его гонят, а и отцовскую семью тоже, вроде того, что и они с ходоками дело имели.
— Где они?
— Там уже, в Пустошах, всех изгоев на небольшую деревню наберётся. Они бы и рады не уезжать, да их дом уже два раза поджечь пытались, вот и решили не дожидаться.
— Вот и будем жить, там места неплохие, будет деревня с многоэтажными домами, — Ник улыбнулся.
— Что ли, спать пойдём? — предложил Ханс, широко зевнув.