Ходячие мертвецы. Падение Губернатора. Часть вторая
Шрифт:
Остин повернулся к ней и откинул локон у нее со лба.
– Все хорошо? – спросил он.
– Просто прекрасно, – ответила она, невесело улыбнувшись.
Они много раз обсуждали утреннюю тошноту, невзгоды первого триместра, спазмы и болезненные ощущения, но теперь все их разговоры сводились к невысказанным страхам. Нормальны ли эти симптомы? Не грозит ли ей потеря ребенка? Как обеспечить ей необходимое питание и дородовой уход? Сможет ли Боб о ней позаботиться? И главное опасение – сможет ли старый санитар принять роды, когда наступит время?
– Я просто хочу, чтобы он уже вышел, – пробормотала
Как будто по команде, словно ее слова достигли Губернатора, толпа стихла – воцарилась тишина, столь же пугающая, как горящий бикфордов шнур. В воротах появилась высокая тень.
Все головы повернулись на север, все глаза обратились к человеку, который медленно приближался к центру поля. На нем был привычный охотничий жилет, камуфляжные штаны и сапоги, но двигался он осторожно, ступал неуверенно, шаг за шагом, как будто недавно перенес инсульт. Рядом с Губернатором шел Руди, объявивший выход. В руках у него была небольшая картонная коробка, заляпанная грязью, и беспроводной микрофон. Зрителей поразила не черная кожаная повязка на глазу Губернатора и не множество шрамов и затянувшихся ран на его теле, прекрасно различимых даже издалека. Всех поразило отсутствие руки.
Филип Блейк остановился перед трибунами, взял у Руди микрофон, включил его и обвел взглядом толпу. В неровном серебристом свете прожекторов его лицо казалось совсем бледным, словно фарфоровым, а мерцание придавало ему сходство со злодеем из ночных кошмаров – с героем забытого немого фильма, движения которого были неестественно резки.
Руди удалился с поля, и голос Губернатора зазвучал из всех динамиков:
– ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, ЧТО В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ МЕНЯ НЕ БЫЛО С ВАМИ, – он сделал паузу и оглядел лица присутствующих. – ЗНАЮ, ВОЗНИК РЯД ОБЩЕСТВЕННЫХ НУЖД, С КОТОРЫМИ Я НЕ СМОГ ВАМ ПОМОЧЬ… ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ И ЗА ЭТО.
Зрители никак не отреагировали на его заявление, лишь несколько человек прочистили горло. Сидя на первом ряду в северном углу трибун, Лилли чувствовала, как людей вокруг нее обуревает тревога. В этом жутком мигающем свете состояние Губернатора почему-то казалось более серьезным.
– СКОРО МЫ ВОЗОБНОВИМ НАШИ ИГРЫ, – продолжил он, нисколько не смутившись гробовой тишиной и напряжением, которое, казалось, спустилось на стадион, подобно туману. – КАК ВЫ, ДОЛЖНО БЫТЬ, ЗАМЕТИЛИ, В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ У МЕНЯ БЫЛИ ДЕЛА ПОВАЖНЕЕ.
Еще одна пауза – Губернатор снова обвел взглядом унылые лица горожан.
Лилли поежилась, хотя и было довольно тепло – влажный ночной воздух пах паленой резиной. Ее захлестнуло волной необъяснимого ужаса. «Надеюсь, он справится, ведь он нужен нам, нам нужен лидер, нам нужно, чтобы он снова был Губернатором», – думала она. Лилли подняла воротник. Внутри нее бушевали противоречивые чувства. Она сопереживала Губернатору, презирала и ненавидела чертовых ублюдков, которые сотворили с ним такое, но в глубине души непрерывно, неустанно сомневалась.
– КАК ВЫ ЗНАЕТЕ, В ГОРОД ДАВНО НЕ ПРИХОДИЛИ НОВЫЕ ЛЮДИ, – Губернатор глубоко вдохнул и сделал паузу, словно справляясь с приступом боли. – ПОЭТОМУ НЕДАВНО, КОГДА У ВОРОТ ОКАЗАЛАСЬ НЕБОЛЬШАЯ ГРУППА ВЫЖИВШИХ, Я ПРИШЕЛ В ТРЕПЕТ. Я РЕШИЛ, ЧТО ОНИ ТАКИЕ ЖЕ, КАК МЫ… ЧТО ОНИ БЛАГОДАРНЫ СУДЬБЕ ЗА
Он бросил краткий взгляд на картонную коробку, стоящую у его ног. Лилли не могла понять, что внутри – может, какая-нибудь иллюстрация его слов? – и от этого ей было не по себе. Интересно, еще кого-то на трибунах пугала эта влажная, заплесневевшая, заляпанная кровью коробка? Еще хоть кто-нибудь понимал, что ее содержимое могло навсегда изменить жизнь горожан?
– СНАЧАЛА Я НЕ ПОНЯЛ, НА ЧТО ОНИ СПОСОБНЫ, – продолжил Филип Блейк, смотря на верхние ряды. – Я ПОВЕРИЛ ИМ – И ЭТО СТАЛО УЖАСНОЙ ОШИБКОЙ. ИМ НУЖНЫ БЫЛИ ПРОДУКТЫ, В КОТОРЫХ У НАС НЕТ НЕДОСТАТКА. ОНИ ЖИВУТ В ТЮРЬМЕ ПО СОСЕДСТВУ. ОНИ УВЕЛИ С СОБОЙ ГЛАВУ НАШЕЙ ОХРАНЫ – МАРТИНЕСА. ПОЛАГАЮ, ОНИ ХОТЕЛИ ОБЪЕДИНИТЬ ОБА ЛАГЕРЯ И ВЫБРАТЬ БОЛЕЕ БЕЗОПАСНОЕ ДЛЯ ЖИЗНИ МЕСТО ИЗ ДВУХ.
Он опустился на колени возле коробки, в голосе послышались нотки презрения. Микрофон улавливал каждый нюанс его речи, каждое причмокивание, каждый хрип, исходящий из его горла.
– НЕКОТОРЫЕ ОСТАЛИСЬ ЗДЕСЬ – И ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ, КОГДА Я ОТПУСТИЛ ОХРАНУ, ОНИ НАПАЛИ НА МЕНЯ. ОНИ ПЫТАЛИ МЕНЯ, ТЕРЗАЛИ МЕНЯ И В КОНЦЕ КОНЦОВ ОСТАВИЛИ МЕНЯ УМИРАТЬ.
Лилли внимательно слушала Губернатора. В этот момент внутри нее все похолодело – факты явно были приукрашены. «Они» напали на него? «Они» пытали его? Разве это была не женщина с катаной? К чему он клонил? В голове у Лилли начали зарождаться подозрения, а Губернатор продолжил свою жуткую пантомиму в лучах ослепительного света. Его голос с каждой секундой становился все ниже и тверже.
– ОНИ СБЕЖАЛИ, – продолжил он, стоя на коленях возле загадочной коробки, словно из нее вот-вот должен был выпрыгнуть бумажный клоун. – НО ВЫ ДОЛЖНЫ ЭТО ЗНАТЬ, – он осмотрел толпу, как будто оценивая каждого. – ПО ДОРОГЕ ОНИ УБИЛИ ДОКТОРА СТИВЕНСА. ЭТИ ЛЮДИ – ЖЕСТОКИЕ И БЕСЧЕЛОВЕЧНЫЕ ДИКАРИ.
Он снова сделал паузу, словно утомившись от этого всплеска ярости.
Лилли смотрела на то, как Губернатор стоял на коленях в море мерцающего серебристого света. Что-то было не так. Откуда он знал, что они убили доктора Стивенса? Он в тот момент лежал в коме, свидетелей не было. Откуда он знал, что Стивенс просто не наткнулся на группу кусачих? Лилли сжала кулаки.
– Я БОЯЛСЯ ЗА ЖИЗНЬ МАРТИНЕСА, – сказал Губернатор. – Я НЕ ЗНАЛ, ВЗЯЛИ ЛИ ОНИ ЕГО В ЗАЛОЖНИКИ ИЛИ СОТВОРИЛИ КОЕ-ЧТО ПОХУЖЕ. ПРЕЖДЕ ЧЕМ МЫ УСПЕЛИ СНАРЯДИТЬ ОТРЯД НА ИХ ПОИСКИ, ОНИ ПОДБРОСИЛИ КОЕ-ЧТО К ВОРОТАМ ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ.
Он раскрыл коробку и вытащил оттуда темный, поблескивающий на свету предмет размером со сдутый баскетбольный мяч.
– ОНИ ПОДБРОСИЛИ ВОТ ЭТО!
Поднявшись на ноги, он выставил предмет на обозрение публики.
Зрители ахнули, трибуны пришли в движение. Послышались удивленные шепотки, некоторые присутствующие переглянулись между собой. Вид поднятой за волосы в воздух и слегка покачивающейся отрезанной головы запустил в людях естественную реакцию, обусловленную не только естественным отвращением, но и сотнями тысяч лет генетического программирования.