Ходячие мертвецы. Падение Губернатора. Часть вторая
Шрифт:
– Да? Хорошо, – он почесал подбородок. – А как там твоя любовь всей жизни? Уже стал снайпером?
– Остин? Да, с ним все в порядке. Он готов. Мы все готовы. Хотите, я поведу головную машину?
– Ты поедешь в транспорте. Гейб поведет бронированный танк, который возглавит колонну. Не будем спешить и привлекать к себе излишнее внимание.
– Верно.
– Танк едет быстро, пятьдесят с лишним миль в час для него не проблема, но мы торопиться не будем.
– Поняла, – Лилли посмотрела на Губернатора. – А где поедете вы?
– По дороге? Я буду в транспорте
– Хорошо.
– Всю дорогу я буду на радиосвязи с тобой, Гейбом, Гасом и Руди. Но на подступах к тюрьме я велю всем выстроиться передо мной, скажу несколько слов и настрою ребят на правильный лад.
– Разумно.
– Когда мы подготовимся к наступлению, я предпочту пересесть в танк.
– Ясно, – Лилли облизала губы. – У меня есть только один вопрос.
– Какой?
– Что насчет людей в тюрьме?
Губернатор удивленно взглянул на нее.
– А что с ними?
Лилли пожала плечами.
– Что, если они… вдруг… сдадутся? Поднимут белый флаг и все такое?
Губернатор вгляделся в темноту, вытащил из кармана новую сигарету и поджег ее зажигалкой «Зиппо». В воздух взлетело облачко дыма.
– Мы будем решать проблемы по мере возникновения, – хрипло пробормотал он низким голосом и снова посмотрел на Лилли. – Ты уверена, что готова?
– Да… О чем вы? Да, конечно. Да.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да. Я не меньше вашего хочу расправиться с этими гадами. Почему вы спрашиваете?
Он глубоко вздохнул.
– Я знаю, что случилось.
– Что именно?
– Я имею в виду ребенка.
– Что? – руки и ноги Лилли покрылись мурашками, желудок свело. – И как вы…
– Боб сказал мне, – Губернатор опустил глаза. – Мне жаль, что тебе пришлось через все это пройти. Женщинам нелегко перенести такое. Вот и все.
Лилли немного помедлила, а затем произнесла:
– Я готова, Губернатор. Я сказала, что готова, и это на самом деле так.
Казалось, он изучал каждую черточку на лице Лилли, смотря на нее с некоторой жалостью, и от его взгляда девушке было не по себе, она чувствовала себя пристыженной, несчастной. В этот момент ей больше всего на свете хотелось сражаться плечо к плечу с этим человеком – с этим несовершенным, порочным, грубым, резким, нетерпимым человеком.
Он еще раз затянулся.
– Ты нужна мне, подруга.
– Я с вами, – ответила она.
– Грубой силы у меня достаточно, – сказал он, сверкая единственным глазом. – Но ты умеешь мыслить, ты прирожденный лидер. К тому же ты чертовски хорошо стреляешь. Лилли, ты нужна мне на передовой.
– Я понимаю, – кивнула она.
Губернатор сделал еще одну затяжку.
– Случившееся с тобой… лишний раз доказывает, сколько опасностей таит в себе этот мир, пока в нем есть такие негодяи. Нужно расправиться с ними, пока не случилось что-нибудь похуже. Мы положим конец их бесчинствам. Любой ценой. Понимаешь?
Лилли ответила не сразу, задержав взгляд у него на лице.
– Увидимся утром, – наконец сказала она холодным бесцветным голосом.
Затем она развернулась и пошла прочь,
Губернатор еще некоторое время стоял в темноте у ворот гоночного трека и смотрел вслед Лилли Коул. Сама ее походка говорила о том, что она была готова. Она была готова убивать.
Она завернула за угол на Мейн-стит, и ночной ветер метнул ей вслед валявшийся на тротуаре мусор.
Филип глубоко вздохнул, выбросил окурок и затушил его подошвой сапога. У него оставалось лишь одно дело, которое нужно было окончить до рассвета, – лишь одного члена племени нужно было склонить на свою сторону, прежде чем прольется кровь.
Он пошел по улице, посвистывая и чувствуя себя как никогда живым. Сомнений больше не было.
Война началась.
Часть 2
Часы судного дня
Глава десятая
Боб Стуки неловко потирал руки, стоя в душной, провонявшей гнилью прихожей квартиры Губернатора. Его вытащили из постели в три часа ночи, и голова медика слегка кружилась, но все же он старался держать себя в руках и не пялиться на мертвую девочку, прикованную к стене в десяти футах от него. На ней было голубое платьице в цветочек, ткань которого так истрепалась и пропиталась грязью, что казалось, будто кто-то пропустил ее через мясорубку. Волосы на жуткой голове все еще были заплетены в косички. Ее глаза были широко распахнуты – она напоминала рыбу, насаженную на крючок, – а черные беззубые челюсти бесшумно хватали воздух, когда она тянулась к ближайшему к ней человеку.
– Я скоро вернусь, милая, не волнуйся, – сказал Губернатор, опустившись перед ней на колени.
Он улыбался девочке, но на его лице было какое-то странное выражение. Если бы Боба попросили описать его, он бы сказал, что оно напоминает маску смерти, клоунский грим, нанесенный на лицо мертвеца.
– Ты даже не успеешь соскучиться. Веди себя хорошо, ладно? Слушайся дядю Боба, – мертвая Пенни застонала и снова ухватила ртом воздух. Губернатор обнял ее. – Знаю, знаю… Я тоже тебя люблю.
Боб отвернулся, охваченный волной противоречивых чувств – отвращения, печали, страха, сожаления, – которые сильно ударили по нему. Кроме него, о существовании Пенни знали только двое, и в эту минуту Боб сомневался, хочется ли ему такого доверия Губернатора. Он опустил глаза и сдержал рвотные позывы.
– Боб?
Должно быть, Губернатор заметил кислое лицо Боба и обратился к нему довольно резко, словно к провинившемуся ребенку.
– Ты уверен, что справишься? Я не шучу – она многое для меня значит.