Хофманн
Шрифт:
Он достал из кармана ключ от абонентного ящика Бринэма и положил его на письменный стол перед Армом. Тот мельком взглянул на него и кивнул.
— Мы ожидали этого. Второй ключ, нужный вам, у меня. Что вы хотите взять из ящика?
Хофманн отклонился назад. Вопрос его несколько удивил. Уж Арм-то должен был знать — что в ящике. Или клиент не посвятил его в это?
— В абонентном ящике часть товара для вашего клиента. Поскольку второй ключ у вас, то мы можем завтра пойти в банк и забрать эту вещицу.
— Прекрасно! Боюсь только, что завтра не получится. Я должен быть в суде, потом у меня несколько встреч с клиентами, да и по вашему делу мне надо сначала проконсультироваться. Думаю, что сегодня я уже не успею поговорить со своим клиентом, поэтому сделаю это завтра. Как
Он несколько ехидно улыбнулся.
Хофманн кивнул. Адвокат встал. Хофманн последовал его примеру и сунул ключ в карман.
— Очень хорошо. Завтра я дам о себе знать. Надеюсь, что пребывание в нашем прекрасном городе доставит вам удовольствие. Могу ли я вам чем-нибудь помочь, если вам, например, нужен гид?
Язвительная ухмылка зазмеилась на его губах. За Дымчатыми стеклами очков его глаз почти не было видно. Хофманн покачал головой.
— Нет, большое спасибо. Вы очень любезны.
Они пожали друг другу руки, и Арм проводил Хофманна до двери. Секретарша не удостоила их взглядом. Арм долго смотрел ему вслед, пока он спускался по лестнице, потом быстро прошел в свой кабинет, подошел к окну и осторожно выглянул.
Хофманн неспешно двигался вниз по Хойберг к Барфюссерплатц. Арм подошел к столу, сел и секунду не мигая смотрел в одну точку. Наконец, нажал кнопку переговорного устройства и велел секретарше в течение получаса ни с кем его не соединять и никого к нему не пускать Затем снял телефонную трубку и набрал номер в Цюрихе. Ему пришлось довольно долго ждать, пока кто-то ответил. В голосе Арма зазвучали подобострастные нотки. Его, видимо, еще с кем-то соединяли, так как он снова ждал. Арм подробно рассказал о встрече с Хофманном и передал его требования и просьбу.
Большое, во всю стену окно огромного зала виллы на «Золотом побережье» выходило на Цюрихское озеро. В центре зала — плавательный бассейн. Зал венчал купол с византийской мозаикой. На краю бассейна диван, обтянутый слоновьей кожей. На нем сидел невысокий человек в пурпурно-красном халате и курил турецкую сигарету, вставленную в золотой мундштук. Рядом с диваном, на мраморном столике, зазвонил стеклянный телефон. Грек снял трубку и дождался соединения. У него был низкий мягкий голос. По-английски он говорил без акцента.
— Хорошо, что я вас застал. Я хочу еще раз подчеркнуть — я очень рад, что вы согласились мне помочь. Я вас прошу, не стоит об этом говорить — нет, нет, это я очень рад! Да, совершенно верно, у меня к вам большая просьба. В папке с описанием профилей моих сотрудников есть страничка об этом немце — правильно! В последнее время он меня очень беспокоит; он страшно тщеславен. Ах, в этом нет ничего плохого, только я хотел бы, чтобы вы за ним присмотрели. Я буду вам очень благодарен, если вы время от времени будете сообщать мне, чем он занимается, с кем общается, ну и так далее. Да, совершенно верно, прекрасно. Я полагаюсь на вас.
Хофманн не пошел на Барфюссерплатц. Он свернул налево, в нижний Хойберг, потом направо, вниз по лестнице, прошел Шнабельгассе и Мюнцгассе и оказался на улочке Хутгассе. Здесь, согласно первоначальной информации, должно было находиться бюро Арма. Когда он получил в гостинице эту информацию, то расхождение в адресах его удивило, но потом он об этом больше не задумывался: возможно, его информация устарела. Странное бюро, где он только что побывал, и не менее странное объяснение адвоката относительно убогости помещений насторожили Хофманна. Нужный дом на Хутгассе он нашел быстро. Правда, на доме не было таблички с именем д-ра Арма, но, к своему большому удивлению, он обнаружил почтовый ящик с надписью: «Д-р Арм, адвокат». Под всеми звонками висели таблички с другими именами, и только под одним звонком ее не было. Хофманн нажал эту кнопку. Никто не откликнулся. Он уже собрался уходить, как открылась входная дверь, и из дома вышла пожилая дама. Хофманн с трудом понимал ее швейцарский говор.
— Вы хотели зайти к нам в дом?
— Мне нужен
— Да, да, конечно, но у господина доктора уже давно нет здесь никакого бюро. Квартира, правда, принадлежит ему, но она пустует уже целую вечность. Я, к сожалению, не могу вам сказать, где господина доктора можно найти.
— Может быть, я ему тогда напишу? Ведь у него есть почтовый ящик?
— Да, да, и из него регулярно забирают почту. Приходит такой молодой человек и все забирает. Правильно, напишите ему, это хорошая мысль.
Она приветливо кивнула Хофманну и пошла по улице. Он посмотрел ей вслед, размышляя — не проникнуть ли ему в квартиру, чтобы как следует осмотреть ее, но тут же отказался от этой мысли. Эта женщина, конечно, присматривает за квартирой, ясно из ее слов. Поэтому, если она говорит, что квартира пустая — значит, там действительно ничего нет. Хофманн надеялся в ближайшее время получить данные о клиентах Арма и хотел подождать, что Арм ему завтра скажет. Он решил вернуться в гостиницу и там поужинать. По дороге он зашел в книжный магазин и долго бесцельно копался в книгах. Наконец он выбрал книгу Адольфа Мушга «Лето зайца». Хофманн собирался провести вечер у себя в номере и почитать. Солнце уже село, и вечерний Базель показался ему спокойным и уютным. И хотя он не был сентиментальным, все же должен был признаться, что любил старую архитектуру, эти дома с высокими крышами, узкие улочки, всю эту размеренную, сытую жизнь: казалось, что все жители города живут так. Но он знал, что для него этот покой обманчив. Он только что вошел в контакт с противником и дал делу ход. Теперь многое зависело от реакции противника. Нужно ли предпринимать какие-то действия относительно Арма, Хофманн пока не знал. Время покажет — какая роль отведена ему в этой игре. Хофманн надеялся на получение из Москвы в самое ближайшее время необходимой информации.
Проходя по Марктплатц, он не обратил внимания на голубой «Ягуар» с номером HJ12HE, медленно проезжавший мимо. Не заметил он и того, как высокий мужчина в очках с золотой оправой на заднем сиденье машины полускрытой камерой несколько раз его сфотографировал. Погруженный в свои мысли, он дошел до гостиницы. Известий из Москвы не было.
Роберт рано ушел в университет. Винсент получил возможность выспаться и с удовольствием воспользовался этой роскошью, доступной лишь в отпуске. Приняв душ, он приготовил себе сытный завтрак. Яичница на сале, чашка кофе со сливками и напоследок тост с мармеладом. При этом он просматривал «Фигаро», выписываемую Робертом. Ему казалось, что он читает газету с интересом, но потом он поймал себя на мысли, что не может сосредоточиться. Опять, снова и снова его мысли возвращались к Жанетт. У нее с утра были какие-то дела, поэтому нужно дождаться второй половины дня, и он снова увидит ее. Они вчера договорились совершить вылазку за город и вернуться только на следующий день. Он еще не придумал — куда они поедут, это неважно, главное, что они будут вместе. Винсент все время оттягивал очень важный для него разговор, но в ближайшее время надо будет объясниться: он чувствовал — она ждет этого. Винсент вздохнул и постарался взять себя в руки. Он не мог допустить, чтобы чувства к Жанетт завладели им полностью, нельзя терять голову. Хорошо — он собирается разводиться. Он спросит Жанетт, может ли она представить их вместе; если она скажет да, они поженятся. Тогда он уйдет из страховой компании и узнает у своего старого друга Патрика из Дублинского университета — в силе еще его предложение перейти преподавателем в университет, есть ли возможность, несмотря на сокращение мест, начать работать — преподавать романские языки? Патрик сделал это предложение два года назад. Может быть, оно еще в силе? Тогда Винсент не смог его принять, потому что Патриция наотрез отказалась переехать с ним в Ирландию. Да и он не был уверен, что работа эта по нему. Здесь, в Базеле, вдали от Лондона, все казалось ему значительно проще. Теперь он не сомневался, что должен развестись с Патрицией, если хочет обрести душевный покой. В приподнятом настроении он доел последний кусок тоста с мармеладом и убрал посуду.