Hold Me
Шрифт:
— Кофе, — опускает взгляд на стакан, еле заметно, будто с легкой нервозностью, моргнув. — Латте, — поправляет сам себя, повторно скользнув кончиком языка по нижней губе, как бы убеждаясь в своей неприязни к этому горячему напитку. — Какое-то не сладкое.
И первое, что вызывает непонимание — я не оглядываюсь. Не начинаю искать людей вокруг, чтобы увериться в том, что говорят точно со мной. Дилан точно обращается к моей персоне, так что странным становится иное. То самое второе, от которого язык сворачивается трубочкой. Мне неясно. Неясно мое отношение к подобному. С одной стороны стоит быть счастливой, что хоть кто-то замечает меня и пытается установить контакт, но с другой — нравится ли мне это? Не всегда наши
Могу ли я выдержать общение с кем-то?
Но дальше «лучше».
— Ты любишь сладкое? — это правда я? Я не больна случайно? Говорю? Задаю вопрос? И мне интересен ответ? Действительно ли? Кажется, в голове эхом звучит «пение» кукушки, которая предупреждает, что дела явно плохи. Стоит уже бить тревогу и мчаться прочь отсюда? Подальше от этого места, чтобы скрыться в своей комнате?
Не могу быть уверенной.
— Нет, но подобное дерьмо не люблю, хотя сахар вряд ли сделает вкус лучше, — да, Дилан не мастер в выборе слов и выражений. Это стало понятно ещё с урока, когда он не постеснялся назвать учительницу свиньей. Что я точно поняла про О’Брайена, так это то, что он прямолинеен. Говорит, что думает, и не заботится, если это кого-то заденет. Будто подобное нормально. Для него уж точно. Именно поэтому он с такой невозмутимостью смотрит на меня, на всё то, что окружает, и кто окружает. Нет, у меня подозрительное предположение, что для Дилана не существует «кого-то». Его отношение к другим сравнимо с отношением к деревянной тумбе, покрытой слоем пыли.
— А ты, как понимаю, любишь горечь, — предполагает О’Брайен, слегка покосившись взглядом в сторону витрины магазина, всматривается, слабо подняв брови, словно что-то способно его удивить, а я не придаю этому внимания, поэтому сосредотачиваю все свои оставшиеся силы на то, чтобы дать вполне адекватный ответ. Такой, какой дал бы любой другой нормальный человек.
— Я не люблю горечь, — говорю тихо. — Но и сладкое не… — замолкаю, когда позади слышу, как раскрываются автоматические двери, поэтому прерываю собственную мысль, поворачивая голову. Из магазина выходит мужчина в темном плаще, ткань которого скрывает колени. Этого мужичка замечаю довольно часто, но только сейчас с охотой разглядываю его, правда, подробному описанию это человекоподобное создание не подлежит, ведь незнакомец явно под чем-то. Продолжаю открыто смотреть в лицо мужчине, глаза которого косят в разные стороны. Он покачивается из стороны в сторону, рукавом плаща вытирает мокрую от слюней щетину, и харкает в асфальт, что-то бубня под нос. Дилан так же окидывает его взглядом сверху вниз, слегка изогнув брови, когда подмечает босые ноги. Я не придаю этому значения, вот только, так же опустив взгляд, понимаю, что, кажется, мужчина вовсе без штанов, поэтому чувствую слабое отвращение и отвожу взгляд в сторону, невольно останавливая его на руках парня. Края рукавов кофты собраны на уровне локтей, пальцы сжимают стакан, и я могу разглядеть в таком плохом белом освещении — свет льется со стороны окон магазина — вены, которые тянутся под кожей. Щурю веки, слегка наклоняя голову, так как подмечаю, как при движении рук и пальцев вены немного, но шевелятся, что выглядит необычно. Быть может так у всех, а я просто не обращала внимания? Скорее всего.
Смешок со стороны парня заставляет отдернуть себя, вот только он смеется явно не надо мной.
— Слышь, ты что, эксгибиционист? — в его голосе есть намек на издевку. Я хлопаю ресницами, вновь взглянув на мужчину, который с потрясенными глазами уставился на Дилана, вынув руки из карманов, но ничего не говорит. Вижу, как его пальцы дрожат, а мускулы лица подрагивают. Он точно в себе?
И в следующую секунду незнакомец берется за пояс своего пальто, трясущимися руками пытается справиться с узлом, но выходит плохо, поэтому лишь нервно ругается матом, будто это поможет
— Вау, — Дилан цокает языком, отпивая латте, а я продолжаю смотреть то на него, то на мужчину, пока ещё не понимаю, что происходит, но, когда мужчине удается справится с одним узлом, лицо О’Брайена мрачнеет:
— Только посмей, — усмешка пропадает, а «резкий» взгляд упирается в лицо незнакомца, — и я тебе там всё отобью.
Я косо смотрю на мужчину, который поднимает глаза на Дилана, а тот явно не думает шутить, поэтому незнакомец довольно резко разворачивается, убегая обратно в магазин, будто это единственное место, где ему удастся скрыться. Моргаю, стуча пальцами по поверхности банки, и собираю мысли в кучу, всё-таки решая спросить:
— Кто такой эксгибиционист? — продолжаю смотреть в сторону магазина, игнорируя то, что Дилан поворачивает голову, уставившись мне в висок взглядом, который мне не удается игнорировать, поэтому перевожу внимание на него, продолжая хлопать ресницами, ведь действительно не понимаю. О’Брайен хмуро смотрит, но после поднимает брови, будто его лицо медленно демонстрирует удивление. Вновь начинается наша игра в «гляделки», вот только у меня такое чувство, что парень ждет, что я начну отшучиваться, будто это понятие всем известно, но продолжаю смотреть на него. Прямо в глаза, слегка подняв брови. Кажется, со стороны это может выглядеть забавно, ведь мы молча пялимся друг на друга, стоя у магазина.
Дилан приоткрывает рот, цокает языком, слегка закусывая губу, и всего на секунду опускает взгляд вниз:
— Э-м, — тянет, слегка хмуря брови, будто подбор слов ему дается с трудом. — Ну, — делает вздох, поправив козырек бейсболки. — Это дяденька, который демонстрирует свое хозяйство для личного удовлетворения, — объясняет, кивая головой, будто я ребенок, которому нужно объяснить таблицу умножения, но не меняюсь в лице, только сильнее путаюсь:
— Хозяйство? — уточняю, ведь это понятия может подразумевать всё, что угодно, а мне нужна конкретика.
Дилан шире открывает рот, но уже улыбается уголком губ:
— Черт, да ты совсем «зеленая», — почти усмехается, а я хмурю брови, касаясь пальцами своей щеки:
— Зеленая?
— Боже, — он отводит взгляд, закинув голову, после чего вновь смотрит на меня, пуская изо рта пар. — Идем, — оглядывает окна магазина у меня за спиной, отворачиваясь, а я всё-таки оборачиваюсь, чтобы убедиться, что последние слова адресованы мне. Но, даже удостоверившись в этом, я немного мнусь, еще пару секунд проторчав на месте, пока парень отдаляется, и только после того, как расстояние между нами становится «безопасное», шагаю за ним, продолжая держать в руках банку.
Так, минуя темные дома, в которых все нормальные люди давно видят второй сон, мы добираемся до моего участка. Молча. В тишине, сопровождаемой громом в стороне горизонта. Дилан часто поднимает руку, видимо, решает осилить горькое латте, в то время как я не могу даже открыть банку, чтобы попробовать колу, так что просто следую за ним, изучая со спины.
Первое, что всегда бросается в глаза — это рост. Второе — широкие плечи. Третье — напряженные руки, в одной из которых держит скейт. Я уже могу разглядеть крышу моего дома, поэтому ускоряю шаг, всё-таки иду против самой себя, практически сравнившись с парнем, чтобы спросить:
— Как котенок? — мне везет, ведь в такой тишине мой шепот слышен, и Дилан не переспрашивает, бросив на меня короткий взгляд, от которого мне хочется проглотить язык и отступить назад. Я кое-что заметила. О’Брайен старается не задерживать на меня взгляд. Интересно, как мне это расценивать?
— Жив, здоров и много ест, — подносит стакан к губам, после чего бросает в мусорный бак, который мы минуем. Я опускаю голову, кивнув и улыбнувшись краем губ:
— Хорошо.
Подхожу к калитке, коснувшись её рукой. Нужно ли прощаться? Так правильно, верно?