Холера
Шрифт:
Возницы стоявших окрест повозок, сообразив наконец, что происходит, стали лихорадочно нахлестывать своих кляч, но непростительно опоздали. К тому же посреди запруженной телегами дороги попросту не было свободного пространства для бегства. Некоторые, плюнув на груз и лошадей, бросились прочь, испуганно оглядываясь на сотрясающийся в жутких конвульсиях аутоваген.
Сообразительные ублюдки, усмехнулась Холера, силясь побороть липкие спазмы тошноты, похожие на пульсирующих в желудке холодных слизняков. Эти ощущения были рождены не то произнесенными ей словами на адском языке, не то предчувствием того, что сейчас произойдет. Ни
И были чертовски правы.
[1] Спагирия — оккультное искусство создания лекарственных препаратов алхимическими методами.
[2] Алкагест — алхимический раствор, способный растворять все без исключения вещества.
[3] Чокер — плотно прилегающее к шее ожерелье.
[4] Ландауэр (нем. Landauer) — четырехместная повозка со складывающейся крышей. Название произошло от немецкого города Ландау, в Европе часто называлась «ландо».
[5] Утренней звездой в древности часто называли Венеру, отчетливо видимую перед рассветом.
[6] Парасоль (фр. Parasol) — зонт для защиты от солнца.
[7] Шаперон — средневековый головной убор, напоминающий тюрбан.
[8] Мензула — изобретенный в 1610-м году полевой чертежный стол, к которому крепился штатив и планшет, инструмент картографов и землемеров.
[9] Хелицеры — ротовые придатки пауков.
[10] Масс (нем. Mass) — традиционная немецкая кружка для пива объемом около литра.
[11] Сулема — хлорид ртути, токсичное вещество, использовавшееся в алхимии.
Часть вторая
Аутоваген сорвался с места с такой силой, словно в него вселился сам дьявол, лишь беспомощно хрустнули блокировавшие колёса деревянные колодки. Никакие тормоза не могли сдержать ту слепую и яростную силу, которой он был одержим и которая гнала его вперед, не разбирая ни дороги, ни препятствий.
Удар о стоящую впереди телегу оказался страшен. Тяжелый корпус аутовагена разнес вдребезги ее заднюю часть, заставив возницу скатиться с передка на брусчатку. Подняться он не успел, литые колеса управляемого новыми владельцами экипажа беззвучно вмяли его в брусчатку, точно мягкую глиняную куклу, лишь булькнуло между камней красным и серым.
Впавшему в бешенство и влекомому демонами аутовагену не требовалось наслаждаться плодами содеянного. Оглушительно рыкнув, он мгновенно сдал назад и раздавил телегу с сырными головами, стоявшую за ним. Его хозяин оказался неглуп, как для сыровара, успел проворно отскочить в сторону, но его приятелю, сидевшему рядом на козлах, повезло меньше. Хлестнувшее из выхлопных труб пламя, топливом для которого был не уголь и не торф, а чистая демоническая ярость, мгновенно охватило его с головы до ног, жадно содрав плоть с лопающихся от жара костей.
Только тогда все эти безмозглые недотепы бросились бежать, оглашая улицу истошными воплями, точно трясогузки на болоте. Бежать, позабыв про все, что прежде представляло для них ценность в этой жизни, служа предметом гордости или стыдливого удовольствия, но что мгновенно сделалось никчемным балластом. Про драгоценный товар, так и не доставленный покупателю, быстро превратившийся в тлеющие на мостовой бесформенные груды. Про ржущих от ужаса лошадей, мечущихся среди дыма и огня. Про никчемные цеховые цацки на своей груди и отягченные многолетним геморроем жирные задницы. Про юных служанок, которых тайком от жен трахали по вечерам на мешках с мукой, пока те распекали молочника, и которые теперь голосили, брошенные на произвол судьбы вместе с товаром. Про честь, про достоинство, про деловую репутацию.
Ослепший лихтофор с погасшим глазом безучастно наблюдал за страшной картиной разрушения, которую учинил на улице одержимый дьяволом экипаж. Этот аутоваген уже не был той изящной лакированной коробочкой, при виде которой завистливо вздыхали обладали призовых рысаков и роскошных ландо. Он был подобием кареты, вырвавшейся из самого ада, безумной машиной, исполняющей страшную механическую кадриль и сеющую вокруг себя смерть, хаос и огонь.
Резные панели узорчатой коростой вперемешку с осколками свисали с его боков, точно разорванные крылья павшего ангела, волочащиеся следом за ним и инкрустированные расплавленными самоцветами из дорогого тирольского стекла. Кузов, охваченный адским жаром и пожирающий сам себя, исходил смрадным пламенем, внутри которого чадили остатки позолоты и лопался с шипением шелк подушек.
Гремели выдираемые из мостовой булыжники, трещали хрупкими деревянными костями сминаемые борта телег, по-птичьи пронзительно кричали люди. На глазах у Холеры аутоваген, подпрыгивающий на оплывших от жара колесах, настиг женщину, пытавшуюся спрятаться за грудой упавших бочек, и отшвырнул в сторону, беззвучно сломав все кости в теле, отчего та, зацепившись подолом за обломки, вдруг стала кланяться во все стороны сразу, точно ярмарочная кукла на шарнирах. Смельчак, пытавшийся ее спасти, чудом увернулся от удара, который должен был размозжить ему грудь, но обрывки резных панелей, сделавшиеся колючей броней механического демона, намертво впились в его плащ, протащив за собой и нанизав на шипастый бок, где тот отчаянно извивался, чувствуя подбирающиеся к нему языки огня.
Это было жутко и… завораживающе. Холера даже ощутила подобие возбуждения.
Нечто подобное ей приходилось видеть только в окулусе, когда показывали историческую пьесу «Безумный Максимилиан». Особенно ее третий акт, в котором безумно завывающие бургундские маги обрушили на убегающий императорский обоз всепожирающие силы ада. Там тоже были раздавленные вместе с лошадьми и возницами повозки, тоже кричали люди, тоже пировали высвобожденные из ада демоны, но это все равно оставалось картинкой в толще стеклянного пузыря. А тут…
Словно обезумевший крестоносец в треснувших доспехах с мантией из дыма и расплавленного металла за плечами, собирающий жатву на ревущих от ужаса улицах Иерусалима, подумала Холера, невольно потрясенная этой картиной безумного, почти торжественного в своей неистовости разрушения. Только охваченный не христианским гневом и экстазом мщения за поруганные святыни, а несопоставимо более древним духом. Духом, по сравнению с которым библейские старцы были не более чем безусыми прыщавыми рукоблудами, не успевшими еще сорвать запретный плод содомии со своего куцего, удобренного лишь комплексами неполноценности и дешевой порнухой, древа познания. Духом, который был рожден задолго до того, как импотент Каин убил дрочилу Авеля, а небеса разделились на свет и тьму.