Холод пепла
Шрифт:
Элоиза направилась к бару.
— Хочешь выпить? Отец прислал мне бутылочку макона.
— Почему бы и нет? Думаю, сейчас мне это необходимо…
Взяв стаканы, мы сели на диван. Комнату заливал слабый свет торшера. Мы хотели забыть о событиях последних дней. Элоиза стала рассказывать мне о своем деревенском детстве, которое провела на ферме своих родителей, о бабушке — целительнице, лечившей ревматизм и артрозы, о первой любви по имени Тристан, который был красив, как молодой полубог, но совсем
— Он запихивал свой язык в мой рот с нежностью лесоруба. Это было ужасно.
— Как получилось, что ты увлеклась историей?
Элоиза закрыла лицо руками.
— Ты сочтешь это смешным.
— Нет, мне действительно интересно.
— Хорошо. Был такой мультфильм под названием «Жил-был Человек»…
— Я хорошо помню этот сериал. Он мне очень нравился. А ты помнишь заглавные титры?
Элоиза принялась напевать токкату ре-минор Баха.
— Да, это было время, когда титры мультфильма сопровождались музыкой Баха… Словом, именно тогда я заинтересовалась великими цивилизациями.
— Подумать только! Не будь Маэстро и Пьера, мы бы с тобой сегодня не разговаривали!
— Это очень интересное изложение истории, — улыбаясь, продолжила Элоиза. — Сначала, как большинство девчонок и мальчишек, я хотела стать археологом. Потом, в выпускном классе, нам показали отрывки из «Шоа» Клода Ланцмана. Я поняла, что отныне для меня многое изменилось и я хочу изучать историю XX столетия. На факультете мне повезло: я встретила преподавателя, о котором уже говорила тебе.
— Это тот, который открыл для тебя лебенсборны?
— Да. А как ты стал преподавателем подготовительных курсов?
Я сделал вид, что задумался.
— Вероятно, это восходит к тому времени, когда я открыл для себя «Мартину на море».
— Вот видишь! Я же говорила, что ты будешь надо мной смеяться. Нет, серьезно?
— У меня было беззаботное детство. Я много читал, уйдя в себя. Я пристрастился к литературе. В пятнадцать лет я прочел всего Пруста, но, разумеется, не говорил об этом со своими учителями. Да и все равно они бы мне не поверили.
— А я так и не сумела прочитать дальше десятой страницы, — весело откликнулась Элоиза.
— Но от деда я заразился любовью к кино. После бакалавриата я собирался поступать в Институт кинематографии. Но целый год я бездельничал. А потом, я думал, что вполне достаточно посмотреть сотни фильмов, чтобы поступить туда. Разумеется, на вступительных экзаменах я с треском провалился.
— И ты не попробовал пересдать экзамены?
— В то время я не был таким усердным. Скорее меня можно было назвать лоботрясом.
— Потрясающе! Я с трудом представляю тебя таким.
— Тем не менее это правда. Я был балбесом, враждовавшим со всем миром. Мой дед очень любил нас и всегда слишком баловал.
— А твой отец?
— Мой отец был полностью поглощен работой…
— Чем он занимался?
— Недвижимостью. Он не особо любил свою профессию, но жил в страхе, что рано или поздно у нас не будет денег. Это какой-то наследственный порок в нашей семье.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мой прапрадед изготавливал чугунные орнаменты, пользовавшиеся успехом во всей Европе. Ты видела реликвию той эпохи в саду нашего дома в Арвильере.
— Фонтан? — предположила Элоиза.
— Совершенно верно. Прапрадед сколотил колоссальное состояние, которое его дети промотали. Мой дед был вынужден начинать с нуля. Но это совсем его не смущало, он не считал зазорным трудиться. Однако для моего отца неудачи его деда стали навязчивой идеей. Он работал как одержимый, пытаясь зарабатывать как можно больше денег. Но он никогда не пользовался ими в свое удовольствие. Думаю, он всю жизнь чувствовал себя несчастным. А вот я стал расточительным звеном цепи.
— Ты никогда не был близок с отцом?
— По-настоящему нет. Мы не ссорились, но я не знаю, хорошо ли это. Мы не разговаривали по душам. Между нами не было нежности. Дед был мне намного ближе. Теперь ты понимаешь, почему из меня не вышел хороший отец?
— Зачем ты так говоришь? Глупо верить, что из ребенка, которого часто бьют, вырастет жестокий взрослый.
— Это расхожее мнение. Но разве ты знаешь много отцов, которые не моргнув глазом позволили бы бывшей жене увезти их ребенка за границу, чтобы там его воспитывал чужой человек?
— Все не так просто… Ты же сам мне сказал, что твоя бывшая мечется между Римом и Парижем.
— Возможно, я преувеличиваю, но могу тебя уверить, что образцовых отцов не бывает…
— А твоя сестра? В каких отношениях она была с отцом?
— Анна была еще маленькой, когда он умер, так что она всегда его идеализировала. Между ними установилось настоящее сообщничество. Его смерть потрясла Анну. Думаю даже, она всегда немного сердилась на меня за то, что я не переживал так же сильно, как она.
— Странно…
— Да нет. Просто у Анны хрупкая психика. Как многие люди, страдающие депрессией, она до сих пор не понимает: то, что касается непосредственно ее, нисколько не волнует других.
Почему я все время возвращался к своему отцу? Его смерть была похожа на риф, на который постоянно наталкивалось мое суденышко. Элоиза вывернула мою душу наизнанку, чего до нее никто никогда не делал.
— Полагаю, это была минута психоанализа.
— Мне очень жаль, что мои вопросы были не слишком-то скромными.