Холодное лето 1402-го. Том 1
Шрифт:
Когда бы эту тропу ни проложили, но на здешнем каменистом склоне она могла бы существовать без всякого ухода до скончания времен. По крайней мере, при нынешних хозяевах-пофигистах. Ни я сам, ни тем более Дирк-Теодорих горными лыжами или скалолазанием не увлекались, но это не мешало рваться вперед, буквально не чуя под собой ног, и напрочь игнорируя все опасности, кроме возвращения в подвал.
Прыжок, прыжок, ненадолго притормаживаю, чтобы оглядеться, и в камень на моем пути одна за другой, со звоном, врезаются несколько стрел.
«…Ах, вы, ушлепки!»
Инстинктивное
Задыхаясь от ужаса и нехватки воздуха, я сделал несколько неуверенных шагов, поймал еще одну стрелу, на этот раз в бок, после чего ноги у меня подломились, и я покатился, невольно выбрав третий путь вместо предложенных двух – прямо…
Как ни странно, но после множества кувырков и парочки коротких полетов вниз по склону, сознание я не потерял. Было больно, пыльно и обидно, однако я по-прежнему четко все осознавал.
Жесткие колючие заросли шиповника смягчили последний этап «спуска». Как смогли. Но даже это не выбило из меня дух, и мысль, что кажется мне хана, я встретил с неожиданным стоицизмом.
Поначалу я никак не отреагировал на чьи-то быстрые шаги. Вот только если это мои преследователи, то почему они приближались со стороны леса, а не замка?
Смутно знакомый голос и вовсе запутал. Недоумение было так велико, что оно даже сумело прорваться сквозь болезненное нежелание шевелиться. А голос все повторял, как заеденный:
– Дирк, мальчик мой, я знал, я знал…
Последнее, что я услышал перед тем, как отключиться, когда чьи-то заботливые руки попытались перевернуть меня на спину, был все тот же голос, требовавший срочно седлать коней.
– Сейчас здесь будет не протолкнуться от этих тварей, собираетесь заночевать что ли?
____________
* «…В третий месяц по выходе из Египта израильтяне подошли к горе Синай, где Бог дал Моисею каменные Скрижали Завета с Десятью заповедями, ставшими основой Торы […] Но пока Моисей сорок дней оставался на горе, народ согрешил, нарушив только что заключённый завет: сделал золотого тельца, которому евреи начали поклоняться как Богу. В гневе Моисей разбил Скрижали и уничтожил тельца. После этого опять на сорок дней он вернулся на гору и молился Богу о прощении народа…» (Книга Исход, вторая книга Пятикнижия (Торы), Ветхого Завета и всей Библии) Как именно Моисей разбил скрижали – с моей стороны это, понятно, всего лишь предположение.
Глава 1. Родная кровь
Городок Бон-сюр-Сон, раннее утро
(24 января 1402 года)
Малышка Эми появилась как обычно – вальяжно и неторопливо. Если бы не ее 12 лет, полностью соответствующие возрасту острый нос, коленки и вообще –
Забываясь, иногда я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, но она начисто игнорировала все намеки. Да и отношения наши не очень-то подходили для насмешек. По крайней мере, с моей стороны.
Именно Эмма ночевала здесь все эти месяцы, пока я приходил в себя в почти опустевшем без слуг и домочадцев доме. Как оказалось, остальной родне выживший пацан чем-то сильно пришелся не по сердцу.
Не знаю, из-за чего именно, но все они явно не горели желанием возиться со мной, а спасший меня наставник во время драки лишился ноги, и сейчас привыкал к своему новому положению. Поначалу я был не в том состоянии, чтоб все это понять, но стоило немного прийти в себя, как печальный факт стал абсолютно очевиден.
– Подать горшок?
Не знаю, как ей это удавалось, но в голосе девчонки в этот момент, как всегда, не было ничего кроме вопроса. Ни брезгливости, ни пренебрежения, ни покровительственности или насмешки. Если вы хоть раз были неходячим, а вашей медсестре – меньше самого малого, то будьте уверены: мнительность ваша разовьется до просто потрясающих высот! Но нет, абсолютно нейтрально…
– Но… ты же обещала, что сегодня поможешь мне… хотя бы попробовать сделать все самому?
– Ты же мог передумать, – легко согласилась моя сиделка.
На прошлой неделе я уже пробовал совершить путешествие к «ночному горшку» самостоятельно. Не подсунуть под себя прямо на кровати небольшую узкую миску, что служила здешней «уткой». Нет, я попытался дотащиться до массивного деревянного кресла с встроенным глиняным горшком, которое местные – из тех, что побогаче – использовали вместо унитазов. Ничего не вышло.
– Уж будь уверена!
Казалось бы, ну чего я только не пережил с момента, как очнулся в той мертвецкой, ан нет. Все равно «оправляться» при соплячке было стыдно, но плевать! Опираясь на острое, неожиданно крепкое плечо Эммы я с трудом преодолел каких-то два метра и занял свой временный «трон».
Мелкая чертовка многие вещи вежливо предугадывала, но когда я взгромождался на утку, или как сейчас – на здешний вариант биоведра – сама она даже не попыталась отойти в сторону. Чтобы спокойно напрудить в посудину, пришлось просить:
– Ты, наверное, пойди пока …погуляй, или приготовь чего-нибудь?
– Хорошо, – опять привычно легко согласилась девчонка и отправилась на кухню или куда там: главное – с глаз долой.
Некоторую паузу между моей просьбой и ее уходом уловил бы только очень внимательный человек. У сорокалетнего меня, в отличие от Дирка это, к сожалению, каждый раз получалось. Поэтому постоянное недоумение, которое я испытывал, общаясь с этой пигалицей, в очередной раз только укрепилось.