Холодные берега
Шрифт:
– Хороша, – признал я. – Только осенью запахло.
– Пора уж.
– Пора.
Старик вздохнул:
– Пошли, перекусишь перед дорогой. Тебе ведь путь дальний, так?
– Знать бы, какой дальний… – я вошел в дом…
Мы молча позавтракали остатками вчерашней курицы, сыром, выпили по чашке кофе.
– Деньги-то у тебя есть, моряк? – спросил барон.
– Есть.
– Оружие, оборониться если что?
– Найду.
Он кивнул, снял со шкафа плетеную корзинку:
– Выйду, яички свежие соберу…
Я вышел вместе с ним. Поколебавшись, протянул
– Какой тебе прок, старик?
– В чем? Не понимаю.
– Да все ты понимаешь…
Бывший лекарь Дома вздохнул:
– Я, моряк, жизнь провел, высокородным в такие места заглядывая, где аристократ от крестьянина не отличается. Служил верой и правдой. Получил в награду титул глупый… малое содержание, и повеление жить вдали от городов. Чтобы меньше болтал, значит. Ничего, жив и ладно. Зато могу теперь поступать так, как мне хочется, ни на кого не оглядываться. Мало кого могу вспомнить добрым словом… а вот принц Маркус – славный мальчик. Не хочу я, чтобы с ним беда случилась… Удачи тебе, Марсель-моряк.
– Ладно уж, Жан-лекарь…
– Хорошо. Удачи тебе, Ильмар-вор. Если не зря тебя Скользким прозвали, то и сам выпутаешься из беды, и другим горя не принесешь.
– Как же ты меня узнал, старик?
– Глаза надо иметь, Ильмар… Знаешь, чем я двадцать лет при Доме занимался? Физиономии дамам улучшал. Шрамы бретерам убирал. Так лица правил, что родная мать не узнает. Может, кто смотрит на портрет, да видит все по отдельности – губы, глаза, нос, скулы. А я не так… мне надо настоящее лицо человеческое видеть, все наносное отбросить, понять, где и что править. Так что не бойся. Вряд ли кто еще по газетным портретам тебя узнает.
– Старик, а ведь, наверное, это и правда знак свыше? То, что я к тебе забрел, что ты меня не застрелил, что совет дал…
– Это не знак. Если бы принц Маркус ко мне забрел, если бы я ему совет дал – то было бы чудом. А так – случайность.
– Удачи тебе, барон.
– А тебе дороги легкой.
Кивнул я старику, и зашагал к дороге.
Знак – не знак. Удача – случайность.
Вся жизнь из таких случайностей сложена.
От дороги я еще раз оглянулся. Старик ковылял из курятника обратно, бережно неся корзину перед собой. Я помахал ему рукой, но, кажется, он уже не смотрел в мою сторону.
Часа два я шел пешком. Дорога слегка раскисла, и все равно идти было куда легче, чем по жаре. И все это время я, не переставая, ругал себя.
Ерунду я собираюсь делать. Во-первых – искать Марка в Миракулюсе – занятие глупое и бесполезное. Во-вторых – пользы от этого все равно ни на грош, никаких гарантий, что меня помилуют, приволоки я мальчишку за шиворот в Дом… В-третьих – все равно это гнусно.
Нет. Пусть старик Жан не рассчитывает. Не пойду я по его наводке.
Лучше и впрямь в чужих землях укроюсь. В Руссийском Ханстве, например. Не только мусульмане там живут, есть и храмы Сестры, и Церковь Искупителя. Пристроюсь потихоньку в Москве или Киеве, а то и в самой Казани. Сейчас время мирное, приживусь. И чем заняться найду – говорят, в руссийских землях древних языческих храмов и заброшенных городов – не счесть. Опять же Восток ближе, найду где себя приложить.
Постепенно идея становилась все более и более привлекательной. Встреча с бывшим лекарем словно отрезвила меня, прогнала все иллюзии. Поживу в Руссии, в Китае. Год, пять, десять. Ничего. Потом может и вернусь – шум давно утихнет, принц Марк уйдет в историю… или казнят его, или запрут в тюрьме навечно.
Решено. Отдохну денек в Лионе, потом доберусь до Парижа – хоть это и под самым носом у Дома, – но все ж таки надо исхитриться, открыть тайник, забрать припрятанное на черный день. Потом, через Прагу, через Варшаву – в Киев. Назовусь чужим именем, подмажу жадных чиновников – они всюду продажные, это у них клеймо цеховое. Получу вид на жительство.
У меня как-то прибавилось сил от этого решения. Я успокоился, а тут еще солнце согрело меня окончательно. И даже когда проезжающий мимо дилижанс остановился, и кучер дружелюбно махнул рукой, зовя к себе на козлы, я это принял как должное.
Вот такие знаки свыше я люблю!
– Далеко, морячок? – спросил кучер. Пожилой человек, обстоятельный, форма на нем не новая, но добротная. К фигурным завитушкам над кучерским сиденьем привязан женский платочек, и две девчоночьих ленточки – амулеты, родными данные. Сразу видно – у такого не ветер в голове, работу свою знает и любит, но и дом для него – место святое и важное.
– В Лион, папаша. К родным.
– В отпуск?
– Да.
Из дилижанса высунулось хмурое желчное лицо. На скверном галльском человек спросил:
– Почему стоим, возница?
Кучер взмахнул кнутом, и лошади рванули, даже не дождавшись щелчка, словно исхитрялись смотреть назад из-под шор. Пассажир поспешно втянулся внутрь.
– У меня брат моряком был, – сказал кучер. – Ходил на державном корвете, двадцать лет службу нес. Сейчас-то он…
Доканчивать историю про брата кучер не стал. Видимо служба на корвете являлась самым достойным эпизодом его биографии.
– Зачем пешком идешь? – неожиданно спросил он. – Неужели проездных бумаг не выдали?
– Выдали, отец, – вздохнул я. – Ну… что-то я немного с цепи сорвался, как сошел на берег.
– Потерял?
– Продал, – мрачно сказал я. – Продал одному типу, за гроши. Вот теперь, то пешком, то с добрым людьми…
– Нехорошо, – вздохнул кучер. – Это ведь тебе Дом бесплатный проезд пожаловал, а ты его жулику отдал.
Я вспомнил бесплатный проезд на каторжном корабле и сокрушенно опустил голову.
– Ладно, дело молодое. Только ты про это не болтай. Мне-то что, а другой может Страже на тебя сказать…
Ловко пошарив рукой кучер вынул из-за спины флягу.
– Глотни.
Вино было кислое, но я благодарно кивнул. Протянул флягу вознице.
– Разве что глоточек, – вздохнул тот. Приложился, вернул флягу на место. – Что-то ты носом клюешь. В лесу ночевал?
– Ага.
– Я так и понял. Тут места глухие, только сумасшедший барон у дороги живет… Но не настолько сумасшедший, чтобы кого пустить ночевать.