Холодные сердца
Шрифт:
– Благодаря всему, что у меня есть.
– Но как же Риз…
Лорелея замерла с улыбкой на лице.
– Он был твоим сыном. Твоим самым особенным ребенком. Ты не плакала на его похоронах, ты не навещаешь его могилу, у тебя нет даже его фотографий. Словно… Словно его не было в твоей жизни.
Она прищурилась на него и вдруг рявкнула:
– Это все она, так ведь? Это все та девушка.
– Кайли?
– Да. С ней ты стал совсем другим.
– Может быть. Но это к лучшему.
– Она сделала тебя жестким, как она сама.
– Она вовсе
– О, мой дорогой, милый мальчик, конечно, она жесткая.
– Ты решила так из-за ее одежды?
– Ну отчасти да, но ее аура… От нее веет негативом. Вики тоже это заметила.
– Вики, Вики, опять эта чертова Вики. – Рори практически прорычал эти слова.
– Милый, что ты говоришь? Я считала, что мы с тобой разговариваем как цивилизованные люди. Думаю, что и манеру разговора ты перенял от нее.
– Нет. Я всегда ругался, только не при тебе, потому что уважал тебя.
– А сейчас?
Он пожал плечами.
– Я не могу уважать того, кто не уважает память своего мертвого ребенка.
После этих слов Лорелея посмотрела на Рори таким взглядом, от которого у него мурашки побежали по коже, и сказала:
– Никогда больше не смей так разговаривать со мной.
На мгновение он подумал, что она хочет его ударить. Но она не ударила. Вместо этого она оттолкнула его от двери и вышла из комнаты.
Отец Рори нашел свидетельство о рождении через два дня. Оно было в сумке с одноразовыми флуоресцентными палочками, которые Лорелея купила аж в 1989 году.
– О! – воскликнула она, когда муж вручил ей эти палочки. – А я все думала, куда они подевались. Малышам они понравятся.
Все четыре свидетельства о рождении были сложены вместе в бледно-голубой папке с пометкой «Детишки». В папке, помимо свидетельств, имелись еще некоторые документы: справки о первых днях жизни Риза, заметки о прививках и четыре маленьких пластиковых браслетика с надписью «птенчик», которые Рори нашел довольно милыми.
Отец предложил встретиться с ним в пабе. До этого Рори никогда не бывал в пабе с отцом. Ему и в голову не приходило, что такое вообще возможно.
– Ну, – протянул Колин, отдавая ему свидетельство, – я очень рад, что вы решились на это. На самом деле, тебе давно пора куда-нибудь съездить. Мне кажется, что в последние годы мы все были как будто в оцепенении. И мама никогда бы не разрешила мне отвезти вас за границу, пока вы были маленькими.
– Помнишь Грецию? – сказал Рори, поднимая свою пинту.
Отец сухо засмеялся и закатил глаза.
– Как я мог забыть? Мне потребовалось несколько лет, чтобы набраться смелости и предложить съездить куда-нибудь. А потом эти чертовы грабители…
– Мама ненавидит ее, – вдруг вставил Рори.
– Кого? Кайли?
Рори кивнул.
– О, я сомневаюсь в этом. – Колин покачал головой. – Ты преувеличиваешь. Ей просто не нравится, что ты начинаешь расправлять крылья и покидаешь ее уютный мир. Потому ей кажется, что легче всего обвинить во всем Кайли.
Рори снова кивнул. Вероятно, отец был прав.
– Она тебе нравится? – спросил его отец.
– Мы едва знакомы.
– Но все-таки кое-что ты о ней знаешь? – Колин прищурился и снял очки. – Я думаю, – продолжил он, рубашкой протирая линзы очков, – что она – именно то, что тебе сейчас нужно. Но, может…
– Может, что?
– Может, не совсем то, что тебе нужно до конца жизни?
– Почему нет?
– Потому что она королева драмы. С такими бывает трудно. Они не хотят спокойной жизни. Ты будешь вынужден выполнять все ее капризы.
У Рори перехватило дыхание. Было что-то захватывающее в том, чтобы беспрекословно потакать Кайли. По крайней мере, это звучало лучше, нежели всю жизнь жевать сопли.
– А какой была мама, когда вы познакомились?
Колин снял очки, поднял свой бокал вина и улыбнулся.
– Потрясающей, – сказал он. – Всегда веселой. Гламурной. Она выглядела словно модель. Сотни друзей. Постоянно в движении: танцы, прогулки. Она была похожа на… на лето.
Рори замер. Лицо отца сияло. Он никогда не видел Колина таким.
– А потом, – Колин продолжал, – дети, дети, знаешь, от всего этого быта устаешь.
– Она до сих пор думает, что вы счастливы.
– Я знаю.
– Несмотря на то, Риз умер.
Его отец вздохнул.
– Я знаю.
– И как нам с этим быть?
Колин с любопытством посмотрел на сына.
– Понятия не имею. Как, черт возьми, можно помочь тому, кто считает себя счастливым? – Он надул щеки и снова вздохнул. – Честно говоря, – он сделал паузу, а затем посмотрел Рори прямо в глаза, – должен признать, что я сдался.
Он отвел взгляд, но Рори успел заметить в его глазах неприкрытое сожаление.
Через два месяца Колин провожал Рори с Кайли в аэропорту. Лорелея сказала, что она слишком занята, чтобы прийти. Рори не хотелось знать, чем именно она так занята. Во время их последней встречи она крепко обняла его и сказала, что любит его, пожелала, чтобы он отлично провел время, что она будет очень по нему скучать и что ей не терпится послушать его рассказы о поездке, когда он вернется домой. Прощание матери с сыном. Любой обыватель нашел бы эту сцену очень милой. Но Рори чувствовал, что она как будто хочет, чтобы он поскорее ушел. Скорее, говорил язык ее тела, скорее уходи.
Кайли и Колин сидели на переднем сиденье и болтали об Андалусии, Кайли листала свой путеводитель, периодически зачитывая вслух какие-то строчки. Ее светлые волосы были пострижены слишком коротко, так, что она походила на красивого маленького мальчика. Глядя на нее сзади, он понял, что нынешний ее облик напоминает ему Риза. Он перевел взгляд к окну, любуясь пейзажами сельской местности. Стоял разгар лета. Все было ярким и зеленым, там и сям желтели широкие полосы посевных полей. Все было так ему знакомо: кирпичные дома, таблички с названиями сел Глостершира, легкий запах болота, ощущение добротного асфальта под колесами. Все это он знал с детства.