Холодный огонь
Шрифт:
В мотель Холли приехала совершенно обессиленная. Веки налились свинцом. Она еле доволокла чемодан до двери номера, вошла, и туг гравитация сыграла с ней жестокую шутку: навалилась пятикратной силой тяжести и намертво припечатала к постели.
Обстановка небольшой чистой комнаты пленяла простотой и естественностью. Работал кондиционер. Окажись обитателем номера эскимос, измученный тоской по дому, он запросто бы воспроизвел климат далекой родной Аляски.
Она все-таки заставила себя спуститься вниз и купила в автомате пакет арахисового печенья с сыром и банку пепси. Забралась с ногами на постель и стала ужинать. Тело онемело от усталости.
Как только голова коснулась подушки, щелкнул невидимый выключатель, и Холли моментально уснула.
Ночью ей привиделся страшный сон. Она шла на ощупь в полной темноте. Откуда-то доносились звуки, долетали запахи. Наверное, такие сны снятся слепым от рождения. Было сыро, зябко. Слабо пахло известкой. Она не испытывала страха, только непонятное смущение. Осторожно двигалась вдоль длинных стен, касаясь рукой холодных, плотно уложенных кирпичей. Некоторое время спустя поняла, что стена всего одна, и она все время шла по кругу. Все шорохи и звуки шли от нее самой, кроме шума дождя, который высоко над головой барабанил по черепичной крыше.
Холли отступила от стены и, вытянув руки вперед, сделала несколько шагов по толстым доскам деревянного пола. Ладони наткнулись на пустоту, но любопытство улетучилось, и ее внезапно обуял страх. Она застыла, затаив дыхание. Прислушалась, пытаясь понять, откуда донесся зловещий звук.
Трудно уловимый звук, заглушаемый негромким монотонным шорохом дождя. Вот снова. Еле слышный писк.
Воображение мгновенно нарисовало жирную лоснящуюся крысу, но странный звук, слишком долгий и неестественный, не мог принадлежать живому существу. Больше похоже на скрип, но не так скрипят половицы под ногой. Воцарилась тишина… через несколько секунд звук повторился… затих… и раздался снова… установился ритм.
Сообразив, что слышит скрип несмазанного механизма, Холли не только не успокоилась, а, наоборот, почувствовала, как все быстрее бьется ее сердце. Она стояла в черной мрачной комнате, пытаясь представить невидимую машину.
Звук немного усилился, машина набирала обороты. Теперь скрипы следовали не через пять-шесть секунд, а через три-четыре, две, каждую секунду.
Внезапно к скрипу присоединился новый странный звук: «Ссшш… ссшш… ссшш…» Невидимая широкая плоскость резала воздух.
— Ссшш…
Она приближалась.
— Ссшш…
В голову пришла дикая мысль — это лезвие.
— Ссшш…
Большое лезвие. Острое. Огромное лезвие, которое режет воздух.
Надвигалось нечто страшное, невыносимо жуткое, настолько непонятное, что даже яркий дневной свет не принесет разгадки. Холли понимала, что это лишь сон, но знала: ей надо во что бы то ни стало покинуть эту каменную темноту. Иначе она умрет. Из ночного кошмара нельзя убежать. Нужно проснуться. Но она не могла, слишком устала, чтобы вырваться из оков сна.
Темнота начала вращаться. Огромная безжалостная машина ускоряла ход:
— Скрип, ссшш…
Сквозь шорох ночного дождя:
— Скрип, ссшш…
Резала воздух:
— Скрип, ссшш…
Холли хотела закричать.
— Скрип, ссшш…
Но только беззвучно шевелила губами.
— Скрип, ссшш…
Не могла проснуться, закричать, позвать на помощь.
— Ссшш…
— Нет!
Джим рывком уселся на кровать. В ушах продолжал звенеть собственный крик. Он обливался холодным липким
Прошлой ночью Джим заснул с включенной лампой. В последнее время он часто ложился при свете. Дикие ночные кошмары мучили его больше года. Нередко, очнувшись утром, он не мог вспомнить, что ему снилось. Страшнее всего был «враг» — безликое, бесформенное чудовище, о котором он говорил в бреду, когда лежал больной в доме отца Гиэри, но существовали и другие монстры.
На этот раз его испугал не человек или чудовище, а место: ветряная мельница.
Джим посмотрел на часы, стоявшие на ночном столике. Без пятнадцати четыре. Еще не рассвело.
Встал с кровати и в пижамных брюках, пошатываясь, поплелся на кухню. Глаза привыкли к электрическому свету. Теперь ему было гораздо лучше. Хотелось поскорее сбросить остатки мерзкого сна.
Проклятая мельница.
Джим включил кофеварку и приготовил крепкий колумбийский кофе. Стоя, отхлебнул глоток, налил чашку до краев и сел за стол. Он хотел выпить весь кофейник. Боялся снова заснуть и увидеть тот же страшный сон.
По утрам после каждого кошмара он долго приходил в себя, но те, в которых появлялась ветряная мельница, доводили его до изнеможения. Грудь саднило, будто сердце поранилось в кровь, бешено колотясь о ребра грудной клетки. Даже спустя несколько часов по телу пробегала противная дрожь, голова раскалывалась. Боль в ней пульсировала с такой силой, что, казалось, инородный организм пытается раздробить черепную кость и вырваться наружу. Джим не хотел смотреть в зеркало. Знал, что увидит бледное, изможденное лицо, синие круги под глазами. Лицо смертельно больного, из которого раковая опухоль вылила последние соки.
Ветряная мельница не часто являлась ему во сне. Кошмар преследовал его один-два раза в месяц. Но и этих двух раз хватало с избытком.
Как ни странно, это был самый обычный сон. Он, десятилетний мальчишка, сидел в маленькой пыльной комнате над главным помещением мельницы, где находились старинные жернова. Колеблющееся пламя желтой свечи выхватывало из темноты пыльный деревянный пол, толстые известняковые стены, узкие окна, похожие на бойницы древней крепости. Снаружи притаилась черная ночь. Капли дождя глухо барабанили по стеклу. Внезапно заскрипели несмазанные ржавые шестеренки. Мельница пришла в движение. Огромные деревянные крылья качнулись и стали описывать круги, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее… Со свистом, точно гигантский серп, они резали плотный сырой воздух. Джим увидел, как повернулась ось в центре комнаты. Деревянный столб пронзал потолок и уходил вниз сквозь отверстие в балках пола. Теперь, казалось, пришла в движение вся комната. Круглый пол вращался, как бешеная карусель. В глазах поплыло.
Он услышал, как внизу заходили, ударяясь друг о друга жернова, будто издалека доносились глухие раскаты грома.
Такой вот сон. Ничего необычного. Но он поверг его в дикий испуг.
Джим отхлебнул кофе.
И самое странное: он любил старую мельницу. В этом месте прошло его детство, и память сохранила об этом самые лучшие воспоминания. Мельница принадлежала деду и стояла на его ферме между прудом и кукурузным полем. Чудесная и таинственная, она манила выросшего в городе мальчика. Как здорово было играть под ее прохладными тенистыми сводами, мечтать и строить планы, забравшись в укромный уголок на чердаке. Мельница служила ему надежным пристанищем и в минуты горестей. Сюда он прибегал со своими детскими обидами и заботами.