Хорошая работа
Шрифт:
— Да, а что, нельзя? — отозвался Реймонд. — Я куплю со следующего пособия.
— Я не против, пейте на здоровье, — ответил Вик, — только не надо блевать на ковер.
— Это был Вигги, — объяснил Реймонд, уловив намек на то, что случилось несколько месяцев назад. — Он с нами больше не приходит.
— Неужели образумился?
— Не. Женился. — Реймонд ухмыльнулся и бросил лукавый взгляд на друзей, которых эта новость тоже забавляла. Некоторые хрюкали и гоготали, другие содрогались от беззвучного смеха.
— Бог помочь его жене, больше мне сказать нечего, — бросил Вик. Перешагнув через несколько пар вытянутых на полу ног, он
— Ладно, — милостиво согласился Реймонд, хотя не хуже Вика знал, что разбудить Марджори теперь сможет разве что ядерный взрыв. Вик уже шел к двери, когда Реймонд добавил: — Погаси свет, ладно, па?
Когда Вик поднимался по лестнице, ему показалось, будто из гостиной доносится приглушенный смех. Как же он устал от этого звука!
На следующее утро Вик, вынужденный смывать шлангом дорожную соль с днища машины, видел, как уходило несколько ночных гостей, и даже вынудил двоих промычать приветствие, недвусмысленно уставившись на них. Некоторое время назад в семье было достигнуто следующее соглашение: Реймонду разрешалось оставлять своих друзей на ночь при условии, что спать они будут в его комнате. Эта оговорка, призванная сократить количество гостей, себя, увы, не оправдала. Сколько бы их ни приходило, они умудрялись поместиться на отведенном метраже: сворачивались на полу калачиком в спальных мешках или, укутавшись в пальто (как представлял себе Вик), спали вповалку, храпяще-пукающе-рыгающей грудой тел. В воскресенье утром они по очереди выползали из своего зловонного гнезда, чтобы не всегда аккуратно помочиться в одном из туалетов, хорошенько приложиться к кукурузным хлопьям на кухне, после чего тащиться на сборище в очередной паб. Последним обычно вставал Реймонд. Как правило, он еще завтракал, когда Вик уезжал за своим отцом, чтобы привезти его на ленч.
После того как двадцать пять лет назад Джоан, старшая сестра Вика, вышла замуж за канадца и укатила с ним в Виннипег, ответственность за родителей перевалилась на плечи Вика. В 1975 году мистер Уилкокс-старший вышел на пенсию, проработав всю жизнь в одной из крупнейших инженерных компаний Раммиджа, сперва мастером, потом инспектором по снабжению. Через шесть лет умерла от рака мать Вика, но Уилкокс-старший решил остаться в их старом и неудобном доме на Эбери-стрит, в котором они с женой поселились сразу же после свадьбы. Поездка за отцом в воскресенье утром была обязательным еженедельным ритуалом.
Всякий раз, когда Вик ехал по Эбери-стрит, она казалась ему более унылой, чем неделю назад, но в то хмурое январское воскресенье началась оттепель и улица выглядела особенно мрачно. В ее начале и в конце стояли полуразрушенные дома, и от этого улица делалась похожа на рот, в котором первыми прорезались жевательные зубы. В середине еще сохранилось несколько жилых домов, и один из них был домом отца Вика. В некоторых оставались прежние жильцы, другие были заколочены, в кое-какие вселились бедные иммигранты. К последним мистер Уилкокс относился до смешного по-разному. С теми, кого знал лично, он общался тепло, но покровительственно. Прочих предал анафеме как «чертовых негров и цветных», которые все здесь довели до упадка. Вик неоднократно пытался объяснить отцу, что их присутствие на Эбери-стрит есть следствие, а вовсе не причина, а причина — проходящая в тридцати ярдах автострада на исполинских бетонных
Вик съехал с дороги в проулок, все еще занесенный грязных талым снегом, и припарковал машину перед домом номер 59. Желтокожие ребятишки, пулявшие друг в друга мокрыми снежками, застыли, разглядывая огромную сверкающую машину. «Ягуар» выглядел неприлично ослепительно на фоне стоявших здесь колымаг — старых «эскортов» и «марин». Вик чувствовал бы себя комфортнее, если бы приехал на «метро» Марджори, но он знал: отец гордится тем, что за ним приезжают на «ягуаре». Это было своего рода объявлением для соседей: «Видите, мой сын богат и удачлив в делах. Я не такой, как вы. У меня нет необходимости прозябать в этой помойке, и я могу уехать отсюда в любой момент, стоит только захотеть. Просто я люблю свой дом, в котором прожил столько лет».
Вик постучал в дверь. Отец тотчас же открыл, уже одетый в свой лучший воскресный наряд: клетчатый пиджак и серые брюки, под пиджаком — шерстяная тужурка, сорочка и галстук, а коричневые туфли сияют, как свежие каштаны. Редкие седые волосы напомажены, что, видимо, снова входит в моду, судя по друзьям Реймонда. Впрочем, мистер Уилкокс-старший делал это всегда, независимо от моды.
— Сейчас, только надену пальто, — сказал отец. — Я его просушивал. Ты зайдешь?
— Могу, — отозвался Вик.
В холле было почти так же сыро и прохладно, как на улице.
— Ты должен дать мне установить здесь центральное отопление, — сказал Вик, следуя за отцом, таким же невысоким и широкоплечим, как он сам, но менее полным. Заранее зная ответ, он мысленно произнес его одновременно с отцом.
— Терпеть не могу центральное отопление.
— Но тогда тебе не придется просушивать одежду перед кухонной плитой.
— Оно вредно для мебели.
Одному Богу известно, откуда мистер Уилкокс взял, что центральное отопление пересушивает мебельный клей, в результате чего мебель начинает разваливаться. Соображение, что в доме у Вика за много лет пользования отоплением ничего не рассохлось и не развалилось, не могло его переубедить. И вряд ли стоило говорить мистеру Уилкоксу, что его мебель, купленная в комиссионке в тридцатые годы, вряд ли заслуживает столь бережного отношения.
Уютно и тепло было только на кухне. Собственно, здесь-то мистер Уилкокс и зимовал, сидя возле плиты в кресле с высокой спинкой и глядя в телевизор, который он рискнул водрузить на комод, поверх кипы старых книг и журналов, купленных на дешевых распродажах. Дверца духовки была открыта, и перед ней на спинке стула, напоминая развалившегося пьяницу, висело синее пальто. Мистер Уилкокс с шумом захлопнул дверцу, и Вик помог ему одеться.
— Нужно бы купить новое, — сказал Вик, заметив потертости на рукавах.
— Такого материала теперь не купишь, — заявил мистер Уилкокс. — То, что на тебе надето, не выглядит теплым.
Вик был в стеганом жилете поверх толстого свитера.
— Он теплее, чем кажется, — возразил Вик. — И в нем очень удобно водить машину — руки свободны.
— А сколько он стоит?
— Пятнадцать фунтов, — ответил Вик, привычно поделив пополам настоящую цену.
— Боже Всемогущий! — воскликнул мистер Уилкокс.
Когда отец спрашивал его о цене на что бы то ни было, Вик всегда делил ее пополам, потому что в этом случае старик получал повод возмутиться, не будучи всерьез расстроен.