Хосе Ризаль
Шрифт:
«Манила, 30 августа 1896 г.
Уважаемый генерал и достойный друг!
Рекомендую вам с искренней симпатией д-ра Хосе Ризаля, который направляется на полуостров, чтобы отдать себя в расположение правительства в качестве врача-добровольца в армии Кубы.
В течение четырех лет изгнания в Дапитане он вел себя образцово и, по моему мнению, особенно достоин похвалы и внимания за то, что не связан с теми экстравагантными попытками, которые сейчас вызывают наше сожаление, так же как и с заговорщиками и тайными обществами.
Имею удовольствие заверить вас в своем глубоком уважении и остаюсь ваш преданный друг и товарищ
Между тем «экстравагантные попытки», как мягко назвал их Бланко, были началом революции.
Пароход «Остров Панай» повез Ризаля в Барселону. В это время отряды восставшего народа, после первых столкновений в Балинтаваке, в ряде пунктов одерживают победы над правительственными войсками. Восстание началось почти одновременно во всех районах, где существовали секции «Катипунана» и где они объединили и подготовили трудящиеся массы к борьбе.
В Маниле это сильно разросшееся движение вызвало панику среди колонизаторов и монахов. Из провинций ежедневно прибывали новые представители монашеских орденов, бросавшие свои приходы и пышные резиденции и искавшие убежища от восставшего народа за крепостными стенами Манилы. Они приносили слухи о новых победах «мятежников» и вселяли ужас в сердца испанских колонизаторов своими вымышленными рассказами о той кровавой расправе, которую восставшие будто бы готовят даже мирному манильскому населению.
Перед Малоконьяном, старинным дворцом манильских генерал-губернаторов, собирается громадная толпа испанцев-колонизаторов. Она требует головы Ризаля, видя в нем главного виновника восстания.
Но Ризаль уже на пути в Европу. В Сингапуре на пароходе становится известным о революционных событиях на Филиппинах. Ряд представителей буржуазной филиппинской верхушки торопится покинуть пароход — «испанскую территорию». Среди пассажиров находится и Педро Рохос, старый знакомый Ризаля, манильский богач, связанный с национально-освободительным движением, но, как и Ризаль, противник вооруженного восстания. Рохос тщетно уговаривает Ризаля последовать его примеру и сойти на берег. Ризаль и тут непреклонен: он не может нарушить данного им слова — он едет свободным, но он пленник на честное слово.
Для Ризаля это не донкихотство. Он не может допустить, чтобы в его лице хоть одному филиппинцу было брошено обвинение в нарушении данного обещания. К тому же он не чувствует за собой никакой вины, а бежать — значит признать себя виновным. Он готов ко всему, но он не изменит своим принципам. Пароход отплывает, и Ризаль — единственный филиппинец, оставшийся на его борту, обменивается последним приветствием с друзьями и соотечественниками, провожающими его на молу.
«Остров Панай» везет его навстречу верной гибели. Уже в Суэце, по каблограмме из Манилы, Ризаль был арестован. В качестве арестанта он заканчивает свой последний путь в Европу… «Остров Панай» прибыл в Барселону ранним утром. Здесь уже ждало распоряжение из колониальной столицы о немедленном возвращении опасного преступника для суда в Манилу. Обратный пароход должен был выйти из Барселоны после полудня. И все же на эти несколько часов Ризаля перевели в тюремный замок.
Военным комендантом Барселоны был в это время Деспухол, так вероломно обещавший Ризалю полную неприкосновенность на Филиппинах и без суда сославший его в Дапитан. У него хватило цинизма распорядиться привести к нему его жертву. Это было последнее свидание Ризаля с лживым и беспринципным Деспухолом, столько раз обсуждавшим с ним проекты необходимых реформ. Благородная простота и спокойствие Ризаля заставили покраснеть даже виновника его гибели.
Ризаль и тут остался верен себе. Приведенный под конвоем, он держал себя просто и с достоинством. Ни одного слова упрека не услыхал бывший генерал-губернатор, никаких признаков страха не обнаружил он на приветливом и вдумчивом лице Ризаля.
В тот же день арестованный Ризаль был отправлен обратно в Манилу.
Телеграф разнес весть об отправке Ризаля в качестве арестанта для суда в Манилу. Все эмигрантские колонии в Мадриде и других европейских столицах откликнулись на нее единодушным протестом; эта весть вызвала возмущение всех прогрессивных европейских элементов. Многочисленные друзья Ризаля ясно представляли себе неизбежный результат колониального «правосудия».
Друзья Ризаля деятельно отыскивали способы спасти его, прежде чем судно прибудет в Манилу. Они знали, что лишь только за Ризалем закроются ворота крепости Сант-Яго, уже ничто не сможет вырвать пленника из когтей его врагов.
Старый друг Ризаля юрист Антонио Рехидор, в чьем доме филиппинский поэт находил дружескую заботу и уют, выдвинул план освобождения Ризаля в момент, когда пароход прибудет в Сингапур. При помощи английских друзей Ризаля ему удалось добыть в Лондоне бумаги, по которым, на основе английского закона «habeas corpus», он думал вырвать арестованного из рук его тюремщиков.
Но и здесь судьба была против Ризаля. Его отправили на обычном пароходе, но в последний момент на судно был погружен отряд испанских солдат, спешно направленный в колонию для борьбы с разгоравшимся восстанием. Мирный пароход превратился в военный транспорт, и когда он вошел в Сингапурский порт, на его мачтах развевался военный флаг королевской Испании. План освобождения Ризаля рухнул. Английские портовые власти не решились вторгаться на территорию испанского «военного судна». Трагическое путешествие на родину продолжалось. Ризалю суждено было выпить чашу до дна.
Третьего ноября 1896 года тяжелые решетки форта Сант-Яго во второй раз закрылись за Хосе Ризалем. Он оказался в полной власти своих врагов.
Восстание разрастается
Восстание и первые победы отрядов «Катипунана» доводят испанских резидентов и монахов до неистовства.
По указке монашеских орденов генерал-губернатор производит бесчисленные аресты. Виновных в восстании ищут прежде всего среди видных буржуазных националистов, известных испанским властям и монахам своими либеральными идеями, критикой орденов и участием в масонских ложах.
Серию казней открывает расстрел 12 сентября тринадцати «кавитских мучеников», как назвал филиппинский народ первые жертвы массового террора колонизаторов. Аресты и казни широкой волной прокатились по центрам Пампанги, Булакана, Нуэва Эсиха. Колониальные власти с жестокостью и садизмом, достойными их сегодняшних потомков из банд фашистского генерала Франко, убивают и до смерти замучивают пленных повстанцев. «Цивилизованные и религиозные захватчики пытали своих пленников, жгли их, душили, потрошили внутренности, возобновили все пытки инквизиции, стискивание пальцев, колья, дыбу…» — писал современник-филиппинец Рамон Рейес Лала.