Хождение к морям студёным
Шрифт:
Стеллер считал, что цингу у участников экспедиции можно было предотвратить, если бы командор послушал его совета и разрешил на острове Шумагина собрать необходимые лекарственные растения. К сожалению, на острове Беринга нужных трав не оказалось.
Стеллер, очевидно, впервые из европейцев изучил морских котиков, каланов, сивучей и описал уникальное морское млекопитающее, которое водилось лишь у берегов Командор. Это животное потом назвали морской коровой Стелл ера.
На острове Георг собрал 224 вида растений и дал научное описание множеству камней.
В 1742 году, после возвращения в Петропавловск,
Он обошел почти весь полуостров. У местных жителей — ительменов и коряков — ученый научился питаться сырой рыбой, кореньями, травами.
На свои скудные средства Стеллер открыл в Боль-шерецке школу, где сам учил детей.
Однажды он вступился за двенадцать ительменов, обвиненных в бунте. Враги, а их было у него немало, воспользовались этим. На Стеллера был написан донос в Сенат, в котором сообщалось, что ученый освободил двенадцать государственных преступников и таким образом сам стал бунтовщиком.
Летом 1744 года Стеллер покинул Камчатку. Пора было возвращаться в академию и представлять на суд ученых свои исследования и собранные в экспедиции материалы.
В 1745 году он прибыл в Иркутск именно в тот день, когда губернатор получил распоряжение Сената об аресте «бунтовщика Стеллера».
Ученого арестовали, но вскоре отпустили, поскольку стало известно, что императрица Елизавета Петровна благосклонно отнеслась к участникам второй камчатской экспедиции.
Весной 1746 года Стеллер добрался до Соликамска. Но здесь стал жертвой издержек в работе почты. Ему предъявили устаревшее постановление Сената об его аресте. Соликамские правители еще не знали, что ученого уже оправдали в Иркутске.
Лишь спустя месяцы пришло сообщение: Стеллер не виновен.
Поздно. Ученый не выдержал тюремных пыток, побоев и скончался.
У писателя и ученого Игоря Забелина есть строки: «Трудно назвать другую науку, которой открытия доставались бы такой же дорогой ценой, как географии.
Тысячи и тысячи безымянных могил географов-исследователей разбросано но материкам и островам, скрыто в волнах океанов; прах этих скитальцев давно смешался с землей, изучению которой они посвятили свою жизнь. Эти люди шли на подвиги и совершали их незаметно, без шума, даже не сознавая, что проявляют героизм, потому что они делали любимое дело, потому что никогда не променяли бы тяготы и тревоги походной жизни на уют и спокойствие городского существования».
Эти слова можно отнести к большинству путешественников самых разных профессий и, конечно же, к естествоиспытателю Георгу Стеллеру.
Его имя увековечено в названиях самой высокой вершины острова Беринга и уникального памятника природы — каменной арки. Именем Стеллера названы несколько видов растений и животных.
Десяток крупных терпугов шевелился на дне лодки. С таким уловом не стыдно возвращаться с рыбалки. Есть что показать и чем поделиться с другими. Мы уже хотели поворачивать к берегу, как вдруг Иваныч тихо произнес: — Гляди-ка: дельфины! Редкие гости в наших водах.
И правда, неподалеку, на спокойной воде,
Казалось, что своими действиями дельфины стараются привлечь внимание людей.
Иваныч заглушил мотор, привстал и начал озираться.
— Что случилось? — поинтересовался я, но старик не ответил.
Он снова запустил мотор и развернул лодку.
— Дельфины волнуются. Неспроста это, — наконец, пояснил Иваныч. — Видно, беда какая в океане случилась.
Теперь дельфины неслись впереди нас, будто указывали дорогу. Лодка едва поспевала за ними. Неожиданно мы увидели пляшущий на волнах рыбацкий буй. Вода вокруг него расходилась большими кругами.
Иваныч застопорил ход, перегнулся через борт и схватил буй двумя руками. Но тот не поддавался. Я кинулся помогать старику.
За буем потянулся длинный обрывок рыболовной сети. Кое-как вытащили сеть, а в ней — неожиданный улов: накрепко запутанный дельфиненок.
Быстрыми ударами ножа Иваныч распорол путы и положил попавшего в беду малыша на дно лодки. Тот тяжело дышал.
— Ничего, сейчас отойдешь, и я тебя отпущу к своим, — пробормотал Иваныч. — Сколько ж ты без воздуха намучился?
Старик, словно котенка, погладил дельфинчика, и тот шевельнул хвостом.
— Какой глупый и злой народ еще ходит по морям-океанам, — покачал головой Иваныч. — Ведь строго-настрого всем рыбакам наказано не швырять обрывки сетей в океан. Котики, каланы, дельфины гибнут от них.
Эх-эх-эх, нельзя бездушных людей в океан выпускать…
Неожиданно дельфинчик рванулся из рук. Не успели мы опомниться, как он скользнул по борту лодки и плюхнулся в воду. Секунда, другая — и малыш уже плыл к своим сородичам. А те дружно покачивали головами: то ли приветствовали спасенного дельфинчика, то ли благодарили нас с Иванычем.
Хозяева лежбищ — котики — не одиноки в своей просторной природной «кварти- ре». Всегда рядом на побережье суетятся серокрылые чайки. В поисках падали шныряют песцы и совсем не обращают внимания на грозный недовольный рев секачей. Неподалеку от котиков на камнях отдыхают гигантские морские львы — сивучи.
Деловито попискивают длинноклювые кулики и лапландские подорожники. То тут, то там снуют юркие пуночки и овсянки.
Невозможно представить себе лежбище и без таких птиц, как топорки, бакланы, ипатки, глупыши… И все эти беспокойные соседи прямо или косвенно связаны друг с другом.
Серокрылые чайки — главные санитары лежбища. Питаясь отходами котиков, они очищают побережье.
Чайки начинают присматриваться к лежбищу еще до массового выхода морского зверя на сушу.
Когда у чаек появляются птенцы, им приходится постоянно курсировать между лежбищем и своими гнездами. В это время птицы становятся особенно шумными и драчливыми. Более взрослые и опытные теснят молодых. Но агрессивность чаек не распространяется на котиков и других обитателей лежбища.
Остерегаются чайки лишь песцов. С опаской они отбегают или отлетают в сторону, как только рядом появляются эти пронырливые зверьки. Песцу никто не доверяет на острове — ни птицы, ни морские звери.