Хождение встречь солнцу

Бахревский Владислав Анатольевич

— За стенами. Шум у них стоит, а не ушли.

— Как Аллая-то прогнали?

— Нет Аллая. Твоя Сичю кончила его. Если бы не она, не было бы у нас с тобой разговору, да и нас, должно быть, тоже не было.

— Спасибо тебе, Сичю, — Семен улыбнулся, поискал ее глазами, а женщины и след простыл, на улицу убежала.

— Тело-то где Аллая? — спросил Семен.

— Лезли через тын шибко. Бросили им.

— Зря. Выкуп за него надо было взять. Едой.

— Какой там выкуп! Не брось мы его, не удержали бы острожка.

— Ну, воля божья… С песцом-то как сделали?

Ответил

опять Иван Беляна:

— Сало его вонючее аманатам отдали, а тушку еще не делили. Эх, Семен, не жена у тебя — чистый алмаз. Здоровенную ворону подстрелила.

— Слушай, Беляна, Втор-то живой?

— Помер. Копье сквозь сердце прошло.

— А раненых много?

— Шибко один ты, остальные ничего, на ногах. Аманата еще убили.

— Сколько же всего-то нас теперь, в остроге-то? Голова кружится, скажи.

— С тобой четырнадцать казаков, шестнадцать аманатов осталось, десять баб якутских да одна моя, Настя. Всего-то, значит, сорок человек и один.

— Вот что, Иван. Ставьте общий котел, варите песца и ворону тоже. Поделите всем поровну, по скольку себе возьмете, по стольку и аманатам дадите. При них мясо дели, по-честному. Да воды побольше налейте в котел, вода будет жирная, она не хуже мяса живот накормит и согреет. Кости же соберите. Их раза три можно варить с пользой.

Беляна было заворчал, но Семен остановил его.

— Аманатов, Иван, нельзя обижать. Они верны нам. Без них плохо было бы, а изменят если — совсем никуда. Без аманатов не разогнать нам Аллаево войско. А не разгоним сегодня, завтра не разгоним и никогда уже не разгоним.

Замолчал, собираясь с силами.

— Слушай меня, Беляна. Надумал я бой с юкагирами. Сколько лодок у юкагиров на реке?

— Много. С двадцать не будет, пожалуй, а много.

— Уходить надо из острога. Накормишь людей, чтоб сила в них вернулась, и пойдем на юкагиров. Сделаем так. Я с тремя казаками встану перед воротами.

— Семен…

Дежнев сердито отмахнулся.

— Молчи, Беляна, слушай. Я с тремя казаками встану перед воротами, со мной пойдут четверо самых верных аманатов и все одиннадцать баб. Баб надо одеть в мужское, луки им всем раздай да рогатины. Ты возьмешь восемь казаков да сам девятый будешь. Когда они на меня ударят, ты на них с левого бока навалишься и гони от реки. А как погонишь, все мои бабы, аманаты и казаки побегут к реке на те юкагирские лодки.

— А что, если они за ними погонятся, в спину-то легче бить?

— Вот тут мы и пустим с правого бока всю дюжину аманатов да с ними двух казаков. А все они пусть возьмут шесты, шесты те намажут смолой, зажгут и со страшным криком — на юкагиров. Все добрые пищали я возьму себе. Пока бабы будут бежать к лодкам, пока вы с двух сторон будете бить Аллаевых воинов, я по ним из середины палить буду. А случится если — побегут юкагиры, тогда тех казаков и аманатов, что с бабами будут к лодкам бежать, заворачивай на ворогов и гони.

— Семен, а ты-то как?

— Мне, Беляна, бежать от Нижнеколымска нельзя. Я тут за хозяина, и ноги у меня сегодня не умеют бегать.

Юкагиры шли

на острожек всеми силами. Шли медленно и грозно, шли в молчании, мстить за своего тойона и великого воина Аллая. Их шествие было неотвратимым, как смерть. Ничто не могло остановить этот скупой на жесты, беспощадный гнев, ничто не могло ускользнуть с их дороги.

И вдруг ворота острожка распахнулись, и навстречу юкагирам выбежал казачий отряд. Отряд поставил перед собой шесть бердышей, а на бердыши оперлись черноглазые пищали. К пищалям подвели под руки русского начальника. Голова перевязана, белая рубаха, красные штаны.

Велика была ярость юкагиров, но они были воины, и передние пошли тише. Ни разу еще русские не выходили из-за стен на открытый бой, было над чем призадуматься.

Русский начальник поглядел, закрываясь ладонью, на воинов Аллая и наклонился над пищалью. Затрепетали храбрые сердца юкагиров, они шли еще вперед, но знали: вспыхнет через миг молния, и кто-то из них упадет, и кровь окрасит зеленые мхи.

Молния грянула, и юкагир в центре упал, и полилась кровь на зеленые мхи. Полыхнула еще одна молния — и упал другой воин, и еще четыре раза русские злые духи нападали на юкагиров и забирали их жизни в другой мир.

Остановилось Аллаево войско в замешательстве. Полетели в русских стрелы, а русские пустили свои стрелы! Русские стрелы были с железными наконечниками. Юкагиры подбирали их и отсылали назад.

Казаки успели перезарядить пищали, но юкагиры подошли совсем близко, и плохо пришлось бы Семену, если бы не Беляна.

Он ударил вовремя, сначала из пищалей, а потом с рогатинами в руках пошел на юкагиров слева, и они, отхлынув от Семена, поворотились к нему.

Андрей Горелов вел третий отряд, и он опоздал, немного, но опоздал. Надо было ударить спустя мгновение после Беляны, а он замешкался. Юкагиры пришли в себя, разделились на два отряда и потеснили Беляну к острожку и опять пошли на Семена.

Семен бил без промаха. Казаки заряжали ему пищали, аманаты и женщины пускали стрелы.

Настя, жена Беляны, сидела позади всех с Любимом на руках. Сичю воевала.

Семен понял, что удар Беляны пошел прахом, и шепнул своим казакам:

— Если не поможет Андрей Горелов, отступайте с бабами в крепость. Успеете. Я их задержу с аманатами.

Андрей Горелов ударил наконец. Как черти, выскочили его аманаты с длинными горящими шестами. Бросились на правое крыло юкагиров, и те в ужасе от пламени, от неведомой русской хитрости шарахнулись к центру, ломая его, и все вместе бросились назад, к своему лагерю.

Путь к лодкам был открыт, но Дежневу показалось, что это победа, и он крикнул казакам:

— Гони!

Казаки и аманаты ударили юкагирам в спину, и бой, казалось, был уже кончен, когда юкагиры разошлись вдруг влево и вправо, и на русских помчались — ну прямо дьяволы! Они мчались на оленях, с копьями, с гиком и визгом. Это вернулся из тундры тойон Пелева.

— Назад! — закричал Дежнев. — Бабы — в крепость!

Он остался один со своими пищалями и знал наверняка — все кончено.