Хождение встречь солнцу
Шрифт:
И еще один человек на казаков обиделся. На людях был весел, а как закрывал в доме за собой дверь, так и чернел. Заслуги тот казак имел немалые. Пострадал на Колыме ранами, пришел в эти места раньше Втора. Звали того казака Семеном Дежневым.
Целыми днями лежал Семен на лавке. Пугал Сичю упрямым в злобе молчанием. Семену стукнул сорок второй год. Пошел он на царскую службу простым казаком, шестнадцать лет служил, никакого чина не выслужил. Пошел из Великого Устюга с ветром в кармане — по сей день ветер по карманам свищет.
За эти дни Семен запомнил все трещины на потолке. Думать было не о чем, перебирал в памяти, как четки, свои заслуги, и день ото дня казались они ему все большими. На Амге и Тате мирил батуруских якутов. В Оргутской волости с непокорного Сахея взял ясак миром. На Яну ходил с Дмитрием Зыряном. Ясак в Якутск привез сполна, был ранен ламутами. С Мишкой Стадухиным на лютом Оймяконе были. По Индигирке плавал. На Алазее был, дошел до Колымы… Прошли тяжкие времена, и никому не нужен Семен Дежнев.
Вставал, наконец, с лавки, брал медное зеркало. Как невеста перед венцом, гляделся, шевелил в бороде седые пряди. Седина всегда нравилась Семену, степенности она придавала. А теперь сердила.
— Старый хрыч, а все одно — простой казак. Пошлют на побегушки, побежишь: служба.
Вернулся из похода Исай Игнатов Мезенец. Дошел Исай до Чаунской губы и там выгодно торговал немым способом. Бежал под парусом на Восток. Увидал на берегу людей. Причалил. Толмача [27] с Исаем не было, и люди иноземные ушли от моря. Разложил Исай Игнатов на берегу свои товары: бусы, яркие одежды, материи, медные зеркала, сел потом в коч и отплыл в море.
27
Толмач — переводчик.
Пришли иноземцы, имя которым — чукчи, посмотрели на товары и обрадовались. От радости плясали и пели. Русские товары они забрали с собой, а вместо них оставили меха, тяжелые топоры из моржовой кости да просто моржовую кость. Прибыль Исаю получилась великая.
Пуд моржового зуба стоил на Москве двадцать пять рублей. Царь запретил купцам покупать кость, всю что ни на есть продавали в государеву казну. Из Москвы шел моржовый зуб к хану Крымскому, в Царьград, в Персию, в Армению. Возвращался он оттуда то в виде царского жезла, рукоятками кинжалов и саблей, а то — дивной работы троном.
Семен не отходил от Исая. Все дни проводил с ним. выспрашивал о пути, ветрах, льдах.
А тут Втор Гаврилов отправил в Якутск соболиную казну. Осталось в Нижнеколымском остроге восемь служилых: Сергей Артемьев, Семен Дежнев, Мишка Коновал, Макар Тверяков, Семен Мотора, а еще молодые, незаслуженные.
Не ухватишь под жабры теперь судьбу — завтра и не мечтай. Вильнет хвостиком — и выйдет жизнь зряшной: ни чинов, ни богатства, ни памяти людской.
Горела у Семена душа. Был туча тучей. Целыми днями слонялся по берегу реки. Мысль была: дальше идти, на восток, в неизведанное. А завлечь в поход местных промышленных людей не мог: матушка Колыма сама рисковав — дальше идти все равно что в пропасть головой.
Однако кто больно хочет, у того и получается.
Зашумел Нижнеколымск! Собирались лихие сибирские гости на первую колымскую ярмарку.
Промышленный народ свозил в острог меха, кожи, сверху гнали лес, из леса строили на продажу кочи. Гости везли хлеб, соль, холсты, свечи, веревки, безмены, оловянную посуду, стрелы, топоры, английские сукна, бисер.
Был Нижнеколымск самым дальним острогом на Московском царстве. Не было на Московском царстве дороги смертельней, чем ледовитая дорога в Нижнеколымск. Дороже колымской жизни не было во всем белом свете. Бешеные деньги запрашивали купцы за товары. Пуд хлеба стоил в Якутске три алтына. В Нижнеколымске хлебушек продавали по восьми рубликов за пуд, а то и по десять. Два года простому казаку нужно было служить за пуд колымского хлеба. За такую прибыль купцу помереть не страшно.
Совсем засуетился Семен. Бегал встречать каждый коч, зазывал гостей к себе в дом, выведывал их думки, но никто не отваживался на поход в далекие края, на заветную реку Погычу, а по-другому — на Анадырь-реку.
В те дни подружил Семен Дежнев с молодым мореходом Гераськой Анкудиновым. Пришел Анкудинов на Колыму с удалой ватагой. В остроге не шумели — то ли с дороги притомились, то ли приглядывались пока. Коч у них был старенький, худой. Попали во льды, едва не утонули. Просили Втора Гаврилова принять на службу. Принять их Втор принял, только службу они не желали нести. От кого была польза, так это от Ивана Пуляева. Пуляев морское дело знал хорошо, а руки у него были золотые. Стал кочи строить.
Кочи строили из хорошей сосны. Доски брали гибкие, мелкослойные. Длиной кочи были метров с двадцать, шириной — до пяти, поднимали две тысячи пудов, ходили под парусом и на веслах, стоили рублей двести-триста.
Анкудинов решил купить новый коч, попросил у Семена денег взаймы. Знал Семен, что Герасим ограбил Андрея Дубова на Индигирке, там же досталось на орехи казаку Алешке Ермолину. Забрал у него Анкудинов четыре сорока соболей да соболью шубу. На четыреста пятьдесят рублей ограбил.
Дежнев так и сказал Анкудинову:
— Что ты денег просишь? Неужто их у тебя нет? Того добра, что у Ермолина взял, на коч-то за глаза хватит.
Анкудинов покраснел.
— Грабить, Семен, грабили. Только денег у меня взаправду нет. Товарищей у меня тридцать человек с гаком, а делили ворованное по-честному, по-равному, без обиды.
— Не дал бы я тебе денег, Герасим, да единомышленник ты мой, дорога у нас одна. Держи полсотни, покупай у Пуляева хороший коч. Бог даст, этим еще летом будем с тобой на реке Анадырь.
Жил. Шумел Нижнеколымск!
Все новые и новые купцы приходили на ярмарку. Приплыл с реки Оленек Федот Алексеев Попов, родом холмогорец. Был Федот приказчиком Алексея Усова, богатейшего гостя из Великого Устюга. Товаров у него было много, но торговать Попов не спешил. Встретились они с Дежневым в питейной избе ярмарки. Семен все еще хандрил и оттого бездельничал. Пить ему надоело, и теперь он одного за другим обыгрывал в шахматы. Ставки были по колымским деньгам малые — по два алтына за проигрыш. Перед Семеном лежала уже хорошая стопка монет, но играть ему было скучно и, когда вошел Федот Попов, Семен больше слушал, как перебрехиваются старички промышленные люди, задавая друг другу загадки, чем смотрел на доску.