Хозяин Фалконхерста

Онстотт Кайл

Хаммонд понимающе улыбнулся, не спеша поднял рюмку и попробовал пунш. Потом, обернувшись, крикнул:

— Пойди-ка сюда, Драмжер!

Драмжер подпрыгнул и заторопился к стойке, где застыл в ожидании следующего хозяйского приказания.

— Повернись-ка лицом к свету, чтобы эти господа могли как следует тебя разглядеть!

— Симпатичный у вас бой, мистер Максвелл, — проговорил доктор Мастерсон, изучая Драмжера. — Впрочем, чему же удивляться: ведь в вашем распоряжении все поголовье Фалконхерста!

— Бой продается? — осведомился Брулатур, отбросив напускную вялость. — Я бы с удовольствием приобрел его, мистер Максвелл. Назовите вашу цену! Он еще молод, но сложен, как

отменный боец.

— Что верно, то верно, — согласился Хаммонд. — Могучий самец. Сожалею, но он не продается.

— Хотелось бы осмотреть его раздетым. — Мишель облизнул и без того мокрые губы. — Нечасто приходится наблюдать таких молодцов! Ему, наверное, не больше шестнадцати-семнадцати лет?

— Около того. — Хаммонд жестом остановил Драмжера, уже собравшегося расстегнуть ворот рубашки. — Я бы с радостью исполнил вашу просьбу, мистер Мишель, и велел бою раздеться, но мы находимся в слишком людном месте. Лучше я попрошу доктора Мастерсона посмотреть на него внимательно. — Он повернулся к доктору. — Вы сказали, что помните Драма. Так скажите, не находите ли вы сходства между Драмом и этим боем?

— Кажется, он покрупнее — выше и шире в плечах, к тому же темнее, но… — Подойдя к Драмжеру поближе, он нацепил очки в стальной оправе. — Да, мистер Максвелл, этот бой — вылитый Драм. Разве что в нем больше негритянского, но он унаследовал красоту Драма.

— И неудивительно, — молвил Хаммонд. — Ведь он — внук Драма. Его производитель — Драмсон, а зовут его Драм Мейджор, хотя мы кличем его Драмжером. Вы не ошиблись, сэр: я приобрел его отца, Драмсона, у мисс Аликс и скрестил его с чистокровной самкой из племени мандинго, которая была у меня в Фалконхерсте. Старая Аликс говорила, что ее Драмсон был наполовину хауса царских кровей, наполовину ялофф с примесью человеческой крови. Значит, этот парень — наполовину чистокровный мандинго, наполовину хауса, ялофф и белый.

Доктор наклонился к Хаммонду.

— А вам известно, кто добавил в него крови белого человека?

Хаммонд отрицательно покачал головой.

— Сама мадам Аликс!

Хаммонд не поверил.

— Вы хотите сказать?..

— Все это выплыло наружу после ее смерти, однако стало известно только ограниченному кругу людей. После нее остались кое-какие бумаги, в которые мне удалось заглянуть. Драм — ее родной сын от какого-то черного кубинца. Вряд ли он сам знал об этом, так как она всегда выдавала его за сына своей служанки Рашель, но сомнений быть не может: он был ее родным сыном.

— Я слыхал об этой мадам Аликс от отца, — вмешался Пьер Брулатур. — Жаль, что на Дюмэн-стрит не осталось ее борделя! Отец рассказывал о представлениях, которые она там устраивала. Она называла их melees [2] . Она ставила посреди зала здоровенного ниггера и напускала на него четырех-пятерых девок, которые в драке оспаривали право раздеть его и повалить на пол. Отец говорит, что это было памятное зрелище: негритянки не щадили друг дружку, царапаясь и вырывая клочья волос, лишь бы добраться до него первой.

2

Свалка (фр.).

Мишель снова облизнулся. Вид у него был отсутствующий: он уже представлял в этой роли Драмжера, а себя — в роли негритянки, добивающейся его благосклонности.

— Надо будет попробовать устроить что-нибудь в этом роде в Ричмонде, — проговорил он.

— Я тоже застал эти melees, — сказал доктор Мастерсон. — Мой бой, Блэз, которого я купил у мадам, долго был тем самцом, за которого они дрались, пока не потерял руку. Блэз уже стар, но хорошо помнит те деньки. — Он положил руку Хаммонду на плечо. — Почему бы вам не зайти ко мне, мистер Максвелл? Это недалеко, всего в нескольких кварталах. Мне хочется показать вашего боя Блэзу и Калинде. Ведь он приходится моей Калинде внуком! Мне не терпится поставить его рядом с моей Кэнди и посмотреть, похожи ли они. И вас прошу пожаловать, — спохватился он и без излишней настойчивости указал на Брулатура и Мишеля.

Мишель поправил шляпу и ответил:

— Возможно, у вас дома мистер Максвелл не откажется раздеть боя. — Он с надеждой посмотрел на Хаммонда, но не дождался согласия. Впрочем, он и Брулатур все равно окликнули своих боев, дожидавшихся хозяев на скамейке, и компания вышла из бара. Впереди шагали доктор Мастерсон и Хаммонд, за ними следовали Мишель с Брулатуром, замыкали шествие слуги.

Идти действительно оказалось недалеко. Когда доктор остановился у двери, чтобы нашарить в кармане ключ, Драмжеру оказалось достаточно одного взгляда на фасад дома, чтобы у него отчаянно заколотилось сердце. Тот самый дом! Он его хорошо запомнил: именно здесь, на этом тротуаре, он увидел в день своего приезда в Новый Орлеан так понравившуюся ему красотку.

Повернувшись к одному из слуг, он спросил:

— Ты здесь когда-нибудь бывал?

Мулат окинул его презрительным взглядом и отрицательно покачал головой, тряся серьгами. От него не укрылся интерес его хозяина к Драмжеру, и он испытывал жгучую ревность.

— Мой хозяин не якшается с городскими, разве что с креолами. Он никогда не бывает в этой части города. Ты — просто невежественный ниггер! Уважающие себя люди на этой улице не живут.

Драмжер был слишком счастлив, чтобы обидеться на грубияна. Хотя он с первого взгляда запрезирал сюсюкающего коротышку, напомнившего Бенони, которого ему хотелось побыстрее забыть, сейчас его не интересовало ничего, кроме этого дома: ведь внутри его ждет встреча с той красавицей! Он не сомневался, что она живет именно здесь. Он последовал за белыми и оказался во внутреннем дворе. В тусклом свете двух свечей кустарник, росший во дворе, в стеклянных сосудах, казался непроходимой чащей; в углу была лестница, ведущая на балкон второго этажа. Драмжер и двое других слуг остались внизу, белые поднялись наверх. Однако стоило зажечься окнам второго этажа, как на балкон вышел Хаммонд и позвал Драмжера.

— Извините, что привел вас в берлогу одинокого мужчины, — повинился доктор Мастерсон, — но после того, как в прошлом году скончалась моя обожаемая жена, я живу здесь один, не считая слуг, и моему жилищу не хватает женского присутствия.

Он дернул за шнурок, свисавший со стены у двери. Внизу прозвенел звонок, на лестнице послышались шаги. В гостиной появился пожилой рослый негр богатырского телосложения с пустым рукавом вместо одной руки. Голова его была бела, как снег.

— Вы звонили, масса доктор?

— Да, Блэз. Принеси вина этим джентльменам — моей лучшей мадеры — и прихвати Кэнди и Калинду.

Драмжер дожидался возвращения старого слуги, стоя в тени. С Блэзом явилась пожилая негритянка, такая же седая, как он сам, но с аристократическими чертами не утратившего красоты лица. Между ними стояла та самая девушка, о которой Драмжер грезил вот уже несколько дней. Увидев ее, он затаил дыхание. Она оказалась еще прекраснее, чем ему запомнилось. Старый слуга приблизился мелкими шажками к столу черного дерева, поставил на него серебряный поднос и наполнил бокалы вином из высокого графина. Доктор заговорил только после того, как Блэз раздал господам бокалы.