Хозяин Фалконхерста
Шрифт:
Так же, только куда активнее, зарабатывал свои деньги и Хаммонд. Его отец зарыл состояние в разных углах плантации, набив золотыми монетами старые чайники, однако Хаммонд нашел лучший способ обеспечить сохранность капитала, нежели зарывание его в землю. Из сентиментальности он не трогал чайники с золотом, будучи единственным, кто знал, где их искать. У него собрались такие крупные суммы в банках Мобила, Нового Орлеана и Натчеза, что он мог позволить себе роскошь относиться к древним чайникам как к сувенирам из допотопного прошлого. Сегодня Хаммонд Максвелл, владелец плантации Фалконхерст близ Бенсона, штат Алабама, был одним из богатейших людей всего Юга. Он принадлежал к столпам южной аристократии и давно уже перестал именоваться работорговцем, хотя прежде именно этим званием исчерпывались
Прочесывание невольничьих рынков города увенчалось приобретением 18 молодых рабов, вернее, 12 особей мужского и 6 — женского пола, в возрасте от 8 до 16 лет. Каждый достался ему недорого, поскольку дети и подростки раскупались не очень охотно. Все приобретенные рабы были сильными, здоровыми, с гладкой кожей и приятной внешностью. Заплатив за них, Хаммонд оставил их на прежнем месте, пока не будут распроданы его рабы, с которыми он прибыл в Новый Орлеан, после чего им предстояло отправиться в Фалконхерст вместе с новым хозяином.
В день торгов он встал ни свет ни заря и поспешил в сопровождении Драмжера к Слаю, чтобы еще раз проверить, как выглядят рабы в праздничном одеянии, и проследить, чтобы все сытно позавтракали. После завтрака каждый получил для поддержания духа по стаканчику кукурузной водки, хотя, по правде говоря, необходимости в искусственных средствах не было. Впервые за все время пребывания в Новом Орлеане рабам предстояло оказаться за пределами невольничьего барака, и они в радостном возбуждении выстраивались в колонну по четыре перед бараком под звуки банджо, труб и барабанов — Слай нанял по такому случаю оркестр. Двое мужчин — самые рослые и видные из всех, кого Хаммонд привез на торги, — несли транспарант с объявлением об аукционе. Колонна тронулась с места под грохот барабанов, фанфар, духовых и перебор струн банджо — точь-в-точь как на шутовском параде музыкантов спустя полвека.
Музыка, ощущение свободы, новизна впечатлений, любопытство уличной толпы — все это поднимало рабам настроение. Хаммонд оставил их ритмично марширующими посреди улицы под взорами зевак. Драмжер с удовольствием принял бы участие в шествии. Ему тоже хотелось пройтись через город под музыку, вожделенно разглядывая машущих платочками темнокожих женщин на тротуарах. Они бы не сводили с него взглядов, а потом многие месяцы перемывали бы ему косточки и все прочее — ведь он наверняка оказался бы самым красивым негром, которого они когда-либо видели!
Однако привести рабов на аукцион было поручено Слаю и Бруту, поэтому Драмжер снова увидел их, только когда явился с Хаммондом в отель «Сент-Луис», где они уже занимали свои места на аукционном помосте. От внимания слуги не ускользнула нервозность хозяина: тот повторял про себя имя каждого, кто поднимался по ступенькам, словно с сожалением прощался с давним приятелем.
Рабы по очереди поднимались по ступенькам и ненадолго застывали под взглядами собравшихся; предлагаемые цены возрастали, потом раздавался удар молотка, возвещавший о совершившейся продаже, и раб или рабыня сходили по ступенькам в новую жизнь. Драмжер с раннего детства знал каждого, играл с ними, спал вповалку, дрался. Все они были члены одной большой семьи, связанные кровными узами или длительным тесным общением. Он слушал, как оглашаются имена, зачитываются родословные, расписываются достоинства, выкрикиваются цены; затем они исчезали, и он знал, что никогда больше их не увидит. Гигант Сатурн, башня из мышц; силач Платон, чемпион по вспашке; гибкий Тонио с ногами беговой лошади, обгонявший в Фалконхерсте любого соперника; красавчик Джимми с густыми ресницами, оливковыми щечками и курчавыми волосами; Наксо с нахмуренными бровями, имевший зловещий вид, но обладавший мягчайшим, как у котенка, нравом; Тамерлан, за один год поспособствовавший зачатию дюжины малышей; Тобиас, Рафаэль, Лео, Жиль, Доминик, Октавиан — у каждого было чем гордиться. Среди рабов были темные, как чернослив, с отливом, словно только вчера из Африки; табачно-бурые, с оттенком сепии, желтые, цвета слоновой кости; был даже один, рожденный квартеронкой от белого отца и настолько напоминающий настоящего белого своими голубыми глазами и светлыми кудрями, что его можно было принять скорее за скандинава, чем за негра. Дальше пошли Джун, Бетти, Фанни, Клодины и все прочие, с детьми или только собирающиеся родить.
Потом крикливая толпа разбрелась, и развлечение завершилось. Собрав бумаги и прихватив аукционный молоток, Слай занялся с Хаммондом бухгалтерией. В зале наступила тишина, бар постепенно наполнился мужчинами. О торгах уже почти ничто не напоминало; разве что слабый мускусный запах множества тел, еще не успевший выветриться, свидетельствовал о том, что здесь, в одном из самых фешенебельных отелей Нового Орлеана, только что торговали двуногим скотом.
Драмжер, терпеливо дожидавшийся завершения подсчетов, в которые погрузились Хаммонд и Слай, чувствовал, что только что пережил настоящий кошмар. Теперь, когда этот кошмар остался позади, он радовался, что не был среди проданных с молотка. К радости примешивалась горечь: он лишился друзей, хоть и не мог до конца осознать, что уже не встретит в Фалконхерсте стольких знакомых лиц. Впрочем, у него оставался прежний хозяин — дражайший масса Хаммонд, вместе с которым они в конце концов поднялись в номер, где хозяин рухнул на кровать, а слуга, стянув с него сапоги, приготовил ему пунш.
На следующее утро разыгралась слезливая сцена прощания Кэнди с семейством. Драмжер так торопился обратно в отель, а потом к поезду на Мобил, что она едва успела со всеми проститься. Сидя на козлах между Драмжером и Джубалом, она почти не увидела города — в такой спешке они скакали на станцию. Она знала, что будет скучать по Новому Орлеану еще больше, чем по родне.
Обратное путешествие получилось не таким комфортабельным. Ехать пришлось в обыкновенном поезде, поэтому Драмжера, Кэнди, Джубала, Брута и Аякса поместили на открытой платформе, вместе с перепуганной ребятней, приобретенной Хаммондом, а также лошадьми и коляской. Поезд тащился медленно, колеса оглушительно лязгали; на вокзале в Мобиле пришлось до одурения долго ждать в прокуренном помещении, пока два вагона — один для рабов и лошадей, другой для коляски — прицепят к составу, отправляющемуся до Винчестера. Ночь пришлось коротать прямо на полу. Подушкой для Кэнди служила рука Драмжера, который опирался во сне о плечо Джубала.
14
На станцию Винчестер поезд прибыл в кромешной тьме, за час до рассвета. Ежась от холода и сырости, прибывшие еще долго дожидались фургонов из Фалконхерста. Появление фургонов не принесло облегчения: они оказались без крыш, и Драмжеру с Кэнди пришлось, тесно прижавшись друг к другу, продрожать до самого Фалконхерста.
Драмжер был так рад возвратиться домой, что сразу забыл тяготы пути. В большой кухне было тепло и уютно; на плите подогревался кофейник, глаза щипало от запаха подгоревшего жира. Лукреция Борджиа едва успела поприветствовать их кивком, после чего заторопилась на крыльцо, чтобы встретить господ. В кухне осталась только новая кухонная прислуга — неряха с заячьей губой по имени Маргарита, которая однажды досталась Хаммонду на торгах в качестве «довеска»; с тех пор хозяину никак не удавалось от нее избавиться. Она посмотрела на молодую пару сонным взглядом, не вынимая рук из лохани с грязной посудой, и не вымолвила ни слова.
Кэнди, замерзшая, промокшая, отчаянно скучающая по дому, протянула руки к огню. Драмжер вышел, чтобы забрать из фургона ее чемоданчик и собственный саквояж. Вернувшись и удостоверившись, что Лукреция Борджиа так и не вернулась, он юркнул в чулан и налил в треснутую чашку добрую порцию господского бренди. Перелив половину этого количества в другую чашку, он наполнил обе горячим кофе. Они с Кэнди молча выпили кофе с бренди и несколько пришли в себя. Кэнди наконец-то перестала выбивать зубами дробь.
— Пойдем-ка в нашу комнату. Тебе лучше снять мокрую одежду, не то подхватишь лихорадку.
Драмжер быстро провел ее через кухню и дальше по лестнице на последний этаж, в комнату, которую он раньше делил с Джубалом.
При виде крохотной каморки с единственной узкой кроватью она пригорюнилась. От ее взгляда не укрылась пыль на подоконниках, свисающая с потолка паутина, полное отсутствие мебели, не считая кровати и одного шаткого стула. На грубом покрывале лежала пыль; за окном шумел дождь. В комнате стоял застарелый запах немытых тел.