Хозяин города
Шрифт:
— Вы солгали мне, Иван Андреевич! Вы говорили, что я буду у вас работать, а на деле получается, что я уже записана в ваши любовницы! Ах, нет, погодите… В наложницы и прихехешницы! Только вот маленькая загвоздочка! Я об этом ни сном, ни духом! И своего согласия становиться вашей потаскухой не давала! Признайтесь, я здесь только потому, что девственница! — выкрикивает ему в лицо каждое слово и вдруг резко замолкает. Видать, поняла по его взгляду, что пора бы заткнуться.
И Бекет чувствует, как внутри просыпается желание всё-таки отодрать этот маленький, но нахальный зад. И рот. Это же сколько
Медленно выдохнул через нос, заставляя себя успокоиться. Впервые его довела баба. Так, что челюсти заскрипели.
— Я уйду… — добавляет уже не так бойко. — Не буду жить в вашей тюрьме… И подстилкой не стану.
— А ну, молчать, — приказал негромко, и девчонка укусила себя за губу, посмотрела на дверь, что позади него. — Давай-ка, я тебе расскажу, что тебя ждёт, если ты уйдёшь из моего дома или что с тобой было бы, попади ты не ко мне в резиденцию, а в руки каких-нибудь отморозков. Всё, что ты будешь получать — это побои, которыми тебя будут потчевать до тех пор, пока не согласишься отсасывать клиентам борделя, в который твои новые знакомые тебя и продадут. А потом, когда ты сломаешься и будешь согласна трахаться за дозу с первым встречным, у кого завалялась лишняя копейка на отдых в борделе, тебя буду иметь по десять-двадцать раз на дню. Во все дыры. Так будет продолжаться несколько лет, может, даже пару десятков лет, если не потеряешь свою привлекательность и товарный вид раньше. А потом… Ты знаешь, что будет с тобой потом, Милана? Знаешь, куда девается списанный товар?
Приподняв её лицо за подбородок, заставил девочку посмотреть в его глаза. Плачет. Мокрые ресницы подрагивают, губы искусаны до кровавых отметин, а ему бы сейчас испытать муки совести да отпустить её, но внутри нет жалости. Ни грамма.
— Пойми, Милана, то, что ты попала ко мне — твоё спасение. Я не могу дать тебе любовь, которую ты там себе нафантазировала. Но в моих силах сделать твою жизнь безопасной и комфортной, а это намного больше, чем какая-то эфемерная любовь, которая не накормит и не защитит. А ты плюёшь мне, своему спасителю, в лицо, нарушая мои правила. В моём городе и моём доме все живут по моим законам. По моим, Милана, — сжал её нежную кожу так сильно, что проступили красные пятна. — Запомни это и уясни раз и навсегда. Нарушишь эти правила ещё раз, и я тебя отправлю в свободное плавание. Несмотря на то, что ты девственница, и я хотел бы видеть тебя своей. Ясно?
Она закрывает глаза, чтобы не показывать своих слёз, но они текут по щекам, вырисовывая влажные дорожки. Иван стирает их большим пальцем, низко склоняет голову.
— Ты права. Я тебя хочу. Себе хочу. Ты мне нравишься и ты чиста, что для меня очень важно. Но и ты не останешься в проигрыше. В моих руках намного больше власти и возможностей, чем ты можешь себе представить. Подумай хорошо, хочешь ли ты отказываться от этого. Я не стану принуждать или насиловать. Для меня важно, чтобы женщина добровольно шла на отношения. А твои принципы… Я уважаю тебя за них, Милана. Но не дам за эту глупость и гроша.
Он практически раздавил её морально. И почти пожалел, что так жёстко её прижал. Но это было необходимо. Для неё в первую очередь.
— Ты можешь идти. Завтра у Нины Степановны выходной, и ты будешь заниматься Мариной сама. Как видишь, несмотря ни на что, я тебе доверяю. Пока.
Она быстро обошла его и вылетела в дверь пулей.
Что ж, пусть подумает о своём поведении. О своём поведении и том чувстве, которое испытал он, увидев её хихикающую с Костиком, даже думать об этом не хотелось.
Я ненавидела Бекета за его слова. Ненавидела, потому что он был прав. Каждое грёбаное слово — истина.
У меня не было другого выхода. Никакого не было. Я могла только поверить ему на слово, что он не станет меня принуждать…
А уходить… Глупо это. Бессмысленно. По-идиотски. Мне некуда идти, нет денег даже на первое время. Да и едва ли спасут они, деньги эти…
Пропитывая подушку слезами, вспоминала, как, путаясь в свадебном платье, убегала от торговцев и понимала, что не хочу пережить подобное снова. Я не смогу в борделе с клиентами… Уж лучше сразу с моста сигануть.
Безысходность, блин.
Тихо приоткрылась дверь, впуская из коридора слабый свет. Я напряглась и сгруппировалась всем телом, как будто это поможет, реши Бекет меня изнасиловать.
— Мама? — послышался жалобный голосок, а я вскочила, как ошпаренная.
Маринка стояла у двери и тёрла кулачками заплаканные глазки.
— Эй, ты чего? — опустив ноги на пол, протянула ей руки. — Ну-ка, иди сюда.
Девочка подбежала ко мне, ловко вскарабкалась на колени.
— Мне плиснилось, что ты ушла, — всхлипнув, обняла меня за шею, а я почувствовала, как в груди становится тесно и душно.
— Мариш…
— Можно я посплю с тобой?
Будь я какой-нибудь Ниной Степановной, тут же отправила бы ребёнка к отцу, но посмотрела в эти глаза… Эти маленькие бездонные океаны, в которых плещется надежда и любовь, и не смогла.
— Ладно. Полезай под одеяло.
С утра решил зайти к ней, чтобы лично пригласить на завтрак. Возможно, вчера Иван погорячился. Возможно… Хоть угрызений совести по этому поводу и не испытывал. Нечего с ней как с ребёнком, не маленькая. Пора взрослеть.
Но отношения всё же налаживать нужно. У Бекета наметился чёткий план, и его пора воплощать в жизнь.
Стучать не стал, пусть привыкает. Приоткрыл дверь и шагнул через порог.
Сначала даже не понял, что происходит. Под одеялом лежали два комка, а пол рядом был усыпан блестящими обёртками от конфет.
Подошёл ближе, приподнял одеяло. Маринка спала с пальцем во рту, закинув на Милану ногу, а вторая, свернувшись клубком, тихо сопела, обнимая малышку. И что-то пошло не так. Программа в голове тут же дала сбой.
Опустил одеяло, почесал затылок. Зачем он вообще пришёл? А, да… Наладить контакт. Вроде как.
— Подъём! — рывком стащил с девчонок одеяло, и Милана вскочила, как ошпаренная. Выпучила на него глаза, побледнела, сразу же после этого покраснела, а потом подтянула колени к груди, прикрывая свои бежевые трусики. Какая же она ещё… Чистая и нетронутая. Первая мысль спрятать от него своё тело. Возбуждает.
— Ну, пааап, — захныкала Маринка и, схватившись за край одеяла, потянула на себя.