Хозяин города
Шрифт:
Больше говорить не смогла. Ком в горле разросся до невероятных размеров, и стало нечем дышать.
А Ивана Андреевича уже рядом не было. Через минуту браслет лежал на моей ладони, и я не могла найти в себе силы осмотреть внутреннюю сторону.
— Смотри, — приказал Бекет, и я кивнула.
— Милой Оленьке… — прошептала, увидев витиеватую надпись, которую узнала бы из миллиона. — Это он… Это мамин браслет!
Прогулка по городу пошла на пользу только Маринке. Я же так вымоталась, что к концу нашего турне просто растеклась на заднем сидении машины безвольной лужицей. Насколько я поняла, покупки нам не
Хотя чего лукавить. Врушка я бессовестная. Мне наш шоппинг пришёлся очень даже по вкусу. Если бы не несколько «но». Во-первых, теперь я начала воспринимать Бекета по-другому. Его шаловливая ухмылка, с которой он целовал меня ночью, как-то не вязалась с этим взрослым, влиятельным человеком, что сидел рядом. Вот вообще никак. А во-вторых… Мамин браслет всё ещё был зажат в моей руке, и я не находила в себе силы снова взглянуть на него.
ГЛАВА 7
Милана явно пережила что-то жуткое. Что-то, о чём Бекет пока не в курсе. Она жалась в углу, пока Иван укладывал в постель Маринку, о чём-то вспоминала. На глазах слёзы, рука, до сих пор сжимающая браслет, дрожала.
— Ну-ка, пойдём, — берёт её за руку и, пока девчонка не очухалась и не начала сопротивляться, тащит за собой.
— Аа… Маринка? — тихо, вполголоса.
— Она давно уснула.
— А куда мы идём?
— Ко мне в кабинет. У меня есть отличный виски.
— Виски? Но я не пью, — пытается притормозить, но Иван, не сбавляя скорость, ведёт её за собой.
— Сегодня пьёшь.
— А вы любите приказывать, да? — снова ощетинивается.
— Я обожаю приказывать. Я вообще доминант, — и прежде чем она успевает открыть рот, заталкивает её в дверь. — Садись, где тебе удобней.
Милана не спеша обходит кресло, направляется к дивану. Отчего-то ежится — то ли смущается, то ли нервничает.
Бекету нравится наблюдать за ней. Изучая её реакции и поведение, он будто становится ближе ей. А это необходимо, чтобы в дальнейшем добиться нужного результата.
— Зачем вам это? — принимает бокал с виски, настороженно наблюдает за тем, как он садится рядом, закидывает руку на спинку дивана. — Хотите меня напоить и, пока пьяная, оприходовать?
Бекет беззвучно смеётся, поддевает пальцем её непослушный локон, выбившийся из строгого пучка.
— Честно говоря, такой мысли даже не возникало. Но идея неплохая, да.
Она запоздало поняла, что ляпнула глупость, покраснела.
— Имейте в виду, я буду сопротивляться до последнего.
Хмыкнул, зарываясь в её волосы всей рукой и притягивая к себе. Опустил взгляд на её сочные губы.
— Плевать я хотел на твоё сопротивление. Захочу — трахну, и пискнуть не успеешь.
Она дёрнулась, в глазах вспыхнул протест. Не испуг, нет.
— Иван Андре… — прижал палец к её губам, и девчонка замолчала.
— А теперь выпей и расскажи мне, что случилось с твоими родителями? — заставил себя отпустить её, потянулся за своим бокалом.
— Как будто вы не знаете, — выдохнула и залпом осушила стакан, тут же закашлялась, закрывая рот ладонями. — Оо… Это что… Какой ужас!
Притянул её к себе и, пока девчонка в шоке, быстро поцеловал, слизывая вкус алкоголя.
— Это не водка, Милана. Нужно пить небольшими глотками.
Её щеки вспыхнули, а губы призывно приоткрылись. Сладкая девочка. Даже жаль, что такая неприступная. Уже давно уложил бы её в постель и не парился.
— Давай. Рассказывай.
Стало жарко и явно не от виски. Ослабил галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки, а Милана тем временем отсела подальше.
— Я думала, вы всё знаете обо мне?
— Я знаю, что твои родители погибли во время войны. Но не в курсе подробностей. Это случилось при тебе?
Её плечи опустились вниз, а глаза тут же наполнились слезами.
— Для вас это что-то меняет? Зачем вам это?
Он пожал плечами, упёрся локтями в колени, поигрывая бокалом в руке.
— Мою жену убили на глазах дочери. Она тогда была ещё слишком маленькой и не помнит всего произошедшего, но травма осталась. Что-то вот здесь, — Бекет постучал пальцем по своему виску и, схватив бутылку с огненным пойлом, наполнил наши бокалы. — Я хотел отдать её в садик, чтобы развивалась с другими детьми, но чужие люди наводят на неё ужас. Даже психологи не помогли. Она просто отказывается с ними контактировать. Странно, что тебя так быстро приняла. Наверное, узнала в тебе подругу по несчастью, — протянул мне новую порцию, а я поморщилась. Внутри до сих пор всё горело.
— Я напьюсь…
— Ничего. Сегодня можно. Я разрешаю.
Взяв бокал, поднесла к губам, сделала маленький глоток. Голова зашумела, ноги стали ватными, и тело наполнилось приятной лёгкостью. Неплохо. Главное, не упустить момент, когда Бекет решит перейти от поцелуев к чему-то посерьёзнее…
— Как же так случилось, что вы смогли защитить целый мегаполис, а свою семью нет? — Пить мне точно нельзя. Я начинаю говорить всё, что приходит на язык, а уже потом думаю.
Но Иван Андреевич не разозлился, даже взгляд его не изменился.
— Ты и сама знаешь, что такое война. Люди голодные, испуганные, обозлённые. Живут одним днём, и единственная цель — продлить это существование как можно дольше. Инстинкты, как у зверей. Пока я проливал кровь за город и его жителей, люди, которые должны были охранять мою семью, решили меня ограбить. Вот так банально. Моя жена была очень смелой женщиной. Она решила, что они пришли за нашей дочерью. И начала палить в них. Один испугался и тоже выстрелил, — Бекет резко замолчал, растеребив в себе явно незажившую рану. Такое вообще не забывается, а время ни фига не лечит. И злость, бурлящая внутри, не проходит. Она остается в нас навсегда, год за годом, день за днём, час за часом отравляя душу. А мы бессильны. Тут не помогут деньги, не спасёт власть. Эта боль косит всех без разбора. Она пронзает каждую частичку, каждый кусочек изломанной души. От неё можно избавиться лишь на время. Выпив, к примеру, алкоголя. Но насовсем её не вытравить. — Я вернулся на следующий день, — сделав внушительный глоток виски, с грохотом поставил стакан, и я отзеркалила его движение, чувствуя, что захмелела ещё больше. — Вернулся и не узнал свою дочь. Она как волчонок жалась в углу и никого к себе не подпускала. Даже меня. Целую неделю я кормил её как испуганного щенка, ставил тарелки на пол и уходил. Она ела только тогда, когда в комнате больше никого не было. А я наблюдал за этим в замочную скважину и бился башкой о стену от мысли, что моя дочь останется такой навсегда. Со временем она отошла. Ужас стёрся из памяти, и теперь остались лишь его отголоски. Надеюсь, со временем всё пройдёт. Я раньше не верил в это, но когда она начала называть тебя мамой, понял, что всё возможно.