Хозяин города
Шрифт:
— Не язви. Я велел тебе подождать.
Да не пошли бы вы, уважаемый Иван Андреевич, куда подальше? И свои веления прихватите.
Так я, конечно же, не сказала вслух, но моё фырканье было красноречивым.
— У тебя отвратительный характер, знаешь об этом? — спросил уже более спокойно, но строгие нотки никуда не делись. И блин… Как не вовремя я снова вспомнила его постельные забеги с той девушкой. В груди шевельнулось нечто мерзкое. Её он также в кровать к себе притащил? Или у той хотя бы разрешение спросил?
Подняла
— У вас тоже не подарок, знаете ли…
— Мне кажется, или у тебя сегодня плохое настроение? Похмелье? Может пивка? — да он ещё и издевается! Я из-за него теперь должна по дому в бронежилете ходить, а ему весело!
— Меня видела Люда. И Нина Степановна. Они как раз поднялись на этаж, когда я вышла из вашей комнаты.
— И что? — он уставился на меня так, будто, и правда, не понимал в чём дело.
— Как что? Обо мне теперь будут слухи ходить. Меня теперь все возненавидят.
Раньше, правда, тоже не особо жаловали.
— Что за бред? Какое им дело до того, где ты ночевала? — отбросив салфетку, наградил меня раздражённым взглядом.
Да уж. Мне бы вашу незамутнённость Иван Андреевич.
— Забудьте, — проткнув вилкой кусочек блина, затолкала его в рот.
— Тебя кто-то обижает? Что-то говорят? Отвечай, когда спрашиваю! — тут даже Маринка подпрыгнула.
— Нет… Не кричите на меня, — то ли это остатки алкоголя в крови так подействовали, то ли действительно он был слишком груб… Я всхлипнула.
— Мамочка, — малышка свела бровки домиком, нижняя губа задрожала — девочка собралась заплакать.
— Всё хорошо, малыш. Правда. Я просто сегодня не в настроении. Не с той ноги встала, — поспешила загладить свою вину, и Маринка, похоже, поверила. А вот Бекет отступать не планировал.
Он сверлил меня хмурым взглядом и явно сдерживал себя. Не знаю от чего, но то, как пульсировала на его виске жилка, не сулило мне ничего хорошего. Весь его вид не сулил.
— Поела? — обратился к Маринке, и та закивала, настороженно поглядывая то на меня, то на него. — Беги к Нине Степановне.
Девочка, видимо, ощущая, что отец не в духе, быстренько спрыгнула со стула и поспешила на кухню, а я, было, приподнялась, но тут же рухнула обратно, уставившись на его руку, что вцепилась мне в запястье стальными оковами.
— Что? — посмотрела ему в глаза.
— Ты никуда не уйдёшь, пока не скажешь мне, почему так боишься чужих мнений. Тебе не плевать?
— Нет. Не плевать. Я не хочу, чтобы обо мне так говорили…
— Как?
Фуух… Вам бы дознавателем работать, Иван Андреевич.
— А кем вы были до войны?
Он вздёрнул брови.
— Причём здесь это, Милана?
— Просто интересно, — пожала плечами, продолжая ковырять несчастный растерзанный блинчик. Зверски хотелось пить, но графин с водой стоял далеко, и мне пришлось бы встать и наклониться, чтобы достать его. Наклониться прямо к Бекету.
— Я был грабителем. Теперь отвечай на мой вопрос. Почему тебе не всё равно?
Ничего себе откровение. Это же он что… Таким же извергом был, как те ублюдки, что убили моих родителей?
— Отвечай, Милана.
— Мне просто не всё равно. Не хочу, чтобы все думали, будто мы с вами спим.
— Рано или поздно они и так узнают, что мы с тобой спим. Потому что мы будем спать. И не только спать, — прозвучало как приговор. — А теперь выбрось из головы эти глупости, и больше чтобы я ничего подобного не слышал, — отодвинув стул, поднялся. — Кстати, мне понравилось с тобой спать. Но если ещё раз ты попытаешься меня ударить, я тебя накажу.
Подняла голову, непонимающе заморгала.
— Накажете? Изнасилуете, что ли?
— Нет. Сломаю руку, которой ты замахнёшься.
Как я и думала, утренний инцидент не прошёл мимо ушей остальных работниц Бекетовского дворца. Спасибо гадине Людочке и Нине-стерве-Степановне. И мне, конечно же, устроили бойкот. Как только я появлялась в одной из комнат, где находился кто-нибудь из прислуги, на меня бросали презрительный взгляд и убегали, как от прокажённой.
С одной стороны, мне должно быть глубоко пофигу. Но с другой… Все же обидно. За то недолгое время, что находилась в доме Ивана Андреевича, я никого даже взглядом не тронула. Наверное, поэтому и не вписалась в их змеиный коллективчик.
Все работницы во главе со своей предводительницей (она же обожаемая нянечка), буквально прыскали ядом, стоило мне приблизиться на полметра.
Устав от ненавистных взглядов и желая отвлечься, присела на диван, взяла со столика глянцевый журнал. Но не тут-то было. В гостиную вплыла Нина Степановна, остановилась у двери, подперев бока руками.
— Отдыхаем? А работать кто будет? — уставилась на меня своим гадючьим взглядом, уголки её накрашенных коричневой помадой губ поползли вниз.
— Ээ… Ну скажите, что делать, я сделаю, — пожала плечами, откладывая журнал.
— А что, теперь о твоих обязанностях нужно напоминать? В комнате Маринки ты убиралась сегодня?
— Да, конечно. Ещё утром.
— Да что ты говоришь? А пыль на её тумбочке толщиной в палец за пару часов накопилась?
Так… Похоже, меня здесь решили заклевать.
— Я вытирала пыль.
— А я говорю: иди и уберись нормально! Я проверю!
Мысленно досчитав до десяти, я вскочила с дивана и быстрым шагом пошла прочь. В глазах застыли предательские слёзы, но я смахнула их тыльной стороной ладони, шмыгнула носом и прислонилась к стене. Выдохнула.