Хозяин тайги
Шрифт:
Сняла черные занавески и помыла окна, отчего в доме сразу стало гораздо светлее и уютнее.
На несколько раз помыла пол, а затем попыталась привести в нормальный порядок кухню.
Все было в этом домике закопченным и грязным, и лишь одна вещь заставила Гулю улыбнуться в умилении и тихой грусти - рядом с лежанкой, где крепким сном спал дедушка, стояла старая фотография в рамочке.
Фотография еще черно-белая. Старинная.
Чистая, протертая, без единой пылинки.
Это было первым, что видел дедушка,
На этой фотографии был он в молодости - красивый, статный и с озорными глазами, рядом с красивой девушкой, на чьих губах была милая тихая улыбка.
Они не обнимали друг друга. Не прикасались даже кончиками пальцев. Но по счастливым горящим глазам были видны все их чувства.
– Так вот она какая, ваша Брусничка, - прошептала Гуля, и осторожно прикоснулась к фотографии.
Это было и мило, и больно.
Жена умерла, а дедушка никак не смог смириться с ее потерей.
Все таки существовала настоящая любовь в этом мире, а значит - не все еще было плохо.
Гуля провозилась в доме до позднего вечера, и разогнула спину только тогда, когда солнце стало прятаться за лес, и в убранном домике дедушки стало темно.
Она очень устала, но была так довольна, что не могла перестать улыбаться.
Теперь и у дедушки все будет хорошо!
Она ему поможет и одного в беде не оставит.
Когда Гуля вышла из дома и тихо прикрыла за собой дверь, то широко улыбнулась, удивленно приподнимая брови, потому что не ожидала увидеть у порога большого черного пса, который дремал и видимо ждал ее.
– Пойдем домой?
– обратилась к нему девушка, и пес поднялся на ноги, зашагав размеренно за ней.
Очень хотелось погладить его, но Гуля понимала, что реакция собаки может быть очень неожиданной.
Он хоть и был рядом, но держался всегда на одном расстоянии.
Пёс проводил ее до дома, но входить за ограду не стал.
Снова куда-то исчез, стоило только Гуле зайти в дом, чтобы принести ему еще немного еды.
Убирать тарелки девушка не стала.
Оставила их на улице, чтобы пес в любое время мог вернуться и поесть, когда захочет.
Теперь она знала, что он будет поблизости и придет тот день, когда он сможет войти в дом и остаться с ней.
Просто на это нужно было чуть больше времени.
И больше доверия.
Дымок уже радостно терся о ноги и мурчал, и девушка пообнимала своего первого пушистого члена семьи, прежде чем волнуясь стала набирать воду в большое ведро, чтобы затем нагреть его на печи и тщательно вымыться перед приходом Грома.
Что бы она не делала, как бы сильно не была занята и как бы не устала - а все ее мысли были только об этом мужчине.
Он ее словно приворожил. Заколдовал. Своим теплом, добротой и заботой.
Так, как Гром к ней еще никто и никогда не относился.
Он даже смотрел
И в это хотелось верить.
В его взгляды, прикосновения.
В эти жаркие поцелуи, от которых кружилась голова, и рассудок растворялся в бурлящей крови, оставляя только сладостное тянущее томление в груди и внизу живота.
Гуля тщательно вымылась, жалея в эту секунду о том, что не забрала из города пару бутылочек геля для душа, которые остались в квартире бабушки, где сейчас вероятней всего жила ее сводная сестра.
В тот момент Гуле было совсем не до этого, а сейчас она не представляла даже, продается ли нечто подобное в деревне. И если да - то какая здесь могла быть цена.
Жаль, она не догадывалась, что аромат ее тела был самым желанным и пленяющим для медвежьей души Грома.
Вся она была настолько желанной и особенной, что сдерживаться уже просто не было сил.
Девушка не знала, что в лесу было неспокойно лишь по той причине, что Гром врался к ней, словно сумасшедший, оттого и стоял такой треск и грохот, что перепугалась добрая половина деревни.
И хорошо, что никто не подозревал, что такое иногда случалось, если два берсерка бились и кидались друг на друга.
Но не чтобы убить, а чтобы уберечь глупых людей и тайну своего рода.
Еще одна поляна была разнесена в щепки и пыль, пока Буран держал своего огромного эмоционального друга, чтобы тот не перебил пол деревни молодежи за то, что они были рядом с Гулей, и не контролировали свои мысли, эмоции и руки, которые Гром стремился вырвать.
Да, он заработал пару переломов, но к счастью справился с поставленной задачей, хоть и матерился так, что Гром криво усмехнулся, виновато выгибая брови:
– И ведь не стыдно же! К королю же обращаешься!
– Да этого короля!...
Буран снова разразился ругательствами, недовольный тем, что заработал перелом носа.
Очередной!
Уже как минимум четвертый!
Хрен с ними со сломанными ребрами – хоть и неприятно, но не смертельно. И потом их ведь не видно.
А тут лицо! Самая выпуклая часть тела, не считая бедер и того, куда обычно смотрели большинство девушек так же часто, как и на лицо!
– Сто раз тебе говорил бить только по торсу!
– Прости, дружище.
– «прости, дружище!» - пробурчал Буран, вправляя нос, откуда до сих пор хлестала кровь, - Марш домой! Мыться и спать! Если увижу тебя до рассвета – точно сломаю еще что-нибудь!
Если бы Гром не считал себя виноватым - хрена лысого он бы послушался и поплелся молча в дом, стряхивая с себя опилки, хвоинки и мох, который торчал в растрепанных волосах.
Глава 16