Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь
Шрифт:
Последние слова дошли до слуха Ирмы, возможно, потому, что она когда-то наперекор матери назвала Ээди Кальма копченым чучелом. Тогда она считала, что человек, за которого она выйдет замуж, должен быть, по крайней мере, чистым, а не таким чумазым, каким она часто видела Ээди, идущего с работы. Но тетка толковала ей сейчас о замужестве совсем другое, словно хотела расположить Ирму к чумазому Ээди, вернуть ее к нему. Все это и теперь было неприемлемым для Ирмы, и она пыталась не слушать, что там талдычит тетка о мужской чистоте и женской грязи. Но не слушать было очень трудно, и Ирма обрадовалась, когда пришла домой Лонни
— Слава богу! — воскликнула Лонни, увидев, что они гладят белье. — Белье раскатали! Значит, мне сегодня не надо возиться. А я шла и как раз мечтала, вот бы Ирма за меня это сделала. Теперь не надо тебя упрашивать, разве что в другой раз.
И она подошла к Ирме, уперев руки в бока, стала смотреть, как та гладит. Немного погодя сказала:
— Такой работой ты себя не прокормишь, по крайней мере, вначале. Я тебе говорила — иди на фабрику, так нет же! Все надеешься. Поздравляю: прачкой заделалась. Фабричные все же повыше стоят.
— Так я же ищу место, — ответила Ирма, — хотела только тете помочь и тебя порадовать.
— Порадовать-то ладно, а как долго ты собираешься искать это место? — сказала Лонни. — Не вечно же. Нет такой профессии, чтобы только место искать, а казна тебе за это жалованье будет платить, кормить-одевать.
— Небось найдется на этом свете местечко и для Ирмы, — сказала тетка.
— Конечно, найдется, — ответила Лонни, — только не знаю, когда. Неизвестно даже, чего искать.
И самой Ирме спустя несколько недель казалось, что она не знает, какую работу искать в городе. Она все больше и больше склонялась к мысли, что ей и не следует поначалу искать место, которое было бы по душе, найти бы хоть мало-мальски подходящее, где можно под-учиться более надежной профессии. Ирма была убеждена, что, знай она бухгалтерию, уже нашла бы желаемое. Так что надо бы пройти бухгалтерские курсы. Однако на это ушел бы не один месяц — и не на что было бы жить это время. Если б тетка постоянно стирала белье, можно было бы помогать ей и как-нибудь перебиться; но белье на дом тетка брала лишь изредка, чаще она ходила стирать к хозяевам сама, сегодня к этому, завтра к тому. Ирме пришлось ломать голову, где бы найти такое место, которое избавило бы ее от забот о хлебе насущном. Лонни немедля дала ей совет.
— Надо пойти воспитательницей, — сказала она. — Это куда приличнее, чем быть простой служанкой или нянькой у кого-нибудь. Особенно если работать столько-то часов в день. Но платят очень уж скудно — не хотят на детей тратиться. За господскими детьми приглядывают даже образованные дамы, которые на иностранных языках болтают. Потому в гувернантки все и лезут. Которой где не везет, та норовит стать гувернанткой или воспитательницей, особого уменья тут не надо. С детьми ведь такая история: если он уже большой, то учится сам, чему надо, а если мал, то его учит мать. Я нянчила ребенка, знаю. Заболеет — вызовут врача, тот научит, что делать. А начнутся болезни, что бы ты ни делала, все равно на тебя матери будут орать, ты, мол, хочешь погубить их детей. Какая бы ни была болезнь, все равно ты виновата. Поэтому нынче ни одна здравомыслящая женщина не нянчится с детьми. Лучше уж в ресторан судомойкой устроиться.
— Полно тебе несусветное молоть! — перебила ее тетка. — Лучше ребенка нянчить, чем судомойкой работать.
— Ты, мать, не лезь в разговор —
— Как не нянчила? Нянчила, — возразила мать.
— Нянчила, только не в наше время, — твердила Лонни.
— Ребенок — он всегда ребенок, — сказала мать. — Только вот нынче детей очень мало, так что люди сразу с ума сходят, когда у них ребенок заболеет. Перестали верить в бога, люди-то. А бог и детей дает, и болезни насылает.
— Так, наверное, прежде было, — сказала Лонни, — а теперь бог дает только тех детей, каких не ждут. Так что послушай моего совета, Ирма: поступай куда хочешь, но не берись нянчить детей. Нынче ни один порядочный человек своих собственных детей не станет нянчить, что уж говорить о чужих.
— Слушай, ты, девчонка, не морочь ей голову! — сказала на это мать. — А то станет такой же оглашенной, как ты сама. А ты, Ирма, не слушай, что тебе Лонни мелет. Нянчить чужих детей — очень хорошее и полезное дело, научишься тому, что и самой в жизни пригодится, когда будут свои дети…
— Ого, мать, ты прямо как гвозди вбиваешь! — воскликнула Лонни. — Ирме всего-то девятнадцатый, а ты уже хочешь, чтобы она как из пулемета детей рожала. Дай ей хоть пожить немножко.
Так поспорили тетка со своей дочерью Лонни, наперебой советуя Ирме, какое место ей искать, если она хочет выучиться на бухгалтера. Ирме было трудно решить, кто из них прав, тетка или двоюродная сестра, но одно ей все же стало ясно: тетка судит по-старому, а двоюродная сестра — как современный человек. И вроде слишком по-старому думает тетка и чересчур по-современному Лонни, чтобы Ирма решилась принять чью-либо сторону.
— Я лучше господских собак буду водить по улице, чем господских детей! — горячо воскликнула Лонни. — Потому что господа гуляют со своими собаками сами, а с детьми не гуляют.
— А я тебе скажу, Ирма, лучше нянчить детей какой-нибудь девки, чем драить посуду в самом блестящем трактире! — в свою очередь, воскликнула тетка. — Дети — это божья тварь, а трактиры да рестораны — чертовы вертепы.
— Лучше петь в чертовом вертепе, чем слушать, как верещит божья тварь, — выкрутилась Лонни.
— Конечно, — ответила мать, — ты скорей в кабак петь пойдешь, чем в церковь. Но не сбивай с пути других!
— Я не сбиваю, а даю хороший совет, — сказала Лонни. — Я говорю ей о том, что нужно в наше время, а ты, мама, лезешь с тем, что было пятьдесят лет назад. Тогда нашей конфетной фабрики не было. И не было еще кое-чего, раз не было фабрики.
— Ну, ладно, ладно, — сдаваясь, повторила мать. — Конечно, не было ни твоей конфетной фабрики, ни кино, куда ты свои деньги носишь…
— Я никогда не трачу свои деньги на кино, на то есть парни, — ввернула Лонни.
— Парни или не парни — это неважно, только нынче уж очень много всяких мест, где вы шныряете, словно вежливых и порядочных людей нет больше на свете. А я хотела бы, чтоб Ирма стала воспитанной и порядочной девушкой.
— По-твоему, мать, я невоспитанная и непорядочная? — спросила Лонни.
— Не помешало бы тебе стать воспитанней и приличнее, — ответила мать.
— Та-ак, — сказала Лонни, — опять начинаешь, значит! В присутствии Ирмы! Опять, значит, лезешь со своими кино, кафе, кабаками и танцами! Опять со своими кремами, красками, пудрами и помадами! Как будто я их выдумала!