Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь
Шрифт:
— Твоя двоюродная сестра и вправду так сказала? — спросил Рудольф.
— Да, сказала, что мне и в половину не хватает ее красоты, — сказала Ирма.
— Ты, дорогая, не очень-то верь своей двоюродной сестре, она, видимо, страшно завидует тебе. Она наверняка считает, что ей гораздо достойнее сидеть вместо тебя рядом со мной. А красота этой вчерашней дамы — от всяких красок, как и многие другие красоты мира. Но об этом нельзя говорить в обществе, ибо сейчас в моде только крашеная красота и натуре предпочитают заменители. А ты, значит, тоже была в кино?
— Двоюродная сестра пристала, как репей, — сказала Ирма. — Но я не смотрела на балкон, ни разу не оглянулась и не знаю, был ли это в самом деле
— Нет, на этот раз она не соврала, — сказал Рудольф. — А вообще-то у тебя, видно, препаршивая обстановка дома.
— Да, как обычно в таких случаях, — ответила Ирма. — Как бы то ни было, у тебя было лучше. — И словно в ногах у нее все еще была слабость, Ирма прибавила: — А сейчас нельзя вернуться к тебе? Я больше не боюсь тебя.
— А я теперь боюсь тебя, — ответил Рудольф и притронулся к руке Ирмы.
— Ах, вот почему ты не пошел со мной в кабинет? — спросила Ирма.
— Послушай, девочка, зачем ты задаешь такие вопросы? Я частенько чувствую себя перед тобой дураком, ты словно совсем другая, чем я думаю о тебе. Скажи, откуда ты взяла этот кабинет? Кто тебе сказал об этом? Небось опять двоюродная сестра? — В голосе Рудольфа послышались грубые нотки.
— Извини, — произнесла Ирма и тоже взяла Рудольфа за руку. — Я не должна была бы говорить тебе об этом, но это, видно, результат того, что мы обмывали подарок. Двоюродная сестра сказала, когда ты выходил с этой дамой из кино, что теперь вы, пожалуй, пойдете ужинать где-нибудь в кабинете. И чтобы ты все знал, скажу тебе вот что: Лонни говорила, что женихам невежливо ходить в кабинет с чужими дамами, туда ходят только те, кто вообще не думает жениться или кто давно уже женат. Так она сказала, и я еще не знаю до сих пор, так ли это на самом деле. Ну вот, теперь я сказала тебе все.
На том их разговор закончился, потому что в кино вошли другие люди, усевшиеся рядом с ними. Рудольф успел только сказать, что эта дорогая двоюродная сестрица готова съесть их живьем, Рудольфа и Ирму. У Ирмы все время, пока они сидели в кино, болело сердце — какой черт подбил ее все это говорить. И сегодняшний вечер в кино тоже почти пошел прахом. Ирма решила, что ходить в кино ей нужно одной, тогда, пожалуй, будет толк.
В последнем перерыве Рудольф обратил внимание Ирмы на молодого человека, который сидел внизу на втором или третьем месте и пристально смотрел на них. Когда Ирма отыскала глазами молодого человека, у нее чуть не остановилось сердце в груди, и она почувствовала, что бледнеет, словно ее застали за каким-нибудь постыдным делом. Рудольф ничего не сказал ей, но когда он провожал ее домой, спросил:
— Кто этот молодой человек, которого я тебе показывал? Или это секрет?
— У меня нет от тебя секретов. Это тот, о котором я тебе однажды говорила как о своем женихе.
— Тот самый, который в тебя влюблен?
— Тот самый, которого я не люблю.
— А парень вовсе не так уж плох, — сказал Рудольф.
— Он пьет и дерется, — сказала Ирма.
— Все парни пьют и дерутся, когда их не любят, — заметил Рудольф и спросил: — Он в городе живет?
— Он приехал вслед за мною, чтобы видеть меня.
— И что, надоедает?
— Нет, смирный, как овца.
— Но совсем не похож на такого, — сказал Рудольф.
— Это любовь, — объяснила Ирма. — Он даже спьяну не притрагивался ко мне.
— Что он здесь делает?
— Подручный механика.
Рудольф держал Ирму под руку и они медленно шли в сторону предместья, изредка перекидываясь словами. И, странное дело, Ирма никак не могла избавиться от мысли, что Рудольф побаивается Ээди, побаивается его потому, что тот любит ее и что тот смирный, как овца. От этого цена Ээди как бы повысилась в глазах Ирмы, и Рудольф стал ей дороже. Если он в самом деле боится, то не
О любви говорило, конечно, и все другое. О любви говорило прежде всего то, что Рудольф в следующие дни хотел быть только с Ирмой, повел ее, кроме кино, еще и в театр, на концерты, в рестораны — слушать джаз, в дансинг, на вечеринку. И всюду были новые люди, новые знакомства, новые друзья, и голова у Ирмы шла кругом, потому что она пила напитки, от которых не только была слабость в ногах, но и что-то кружилось в голове и заволакивало глаза. Ирма веселилась, танцевала, смотрела кино, слушала музыку и знакомилась. За две недели она насмотрелась, наслушалась и назнакомилась больше, чем за всю жизнь до этого.
«Ах, вот оно каково — быть невестой!» — порой думала Ирма. Но если такова доля невесты, что же такое замужество? Может быть, это совсем другое и даже прямо противоположное? И Ирма иногда хотела, чтобы настало что-то другое, потому что теперешнее уже начало утомлять ее.
XIII
Все произошло иначе, нежели надеялась тетя Анна и Лонни и весь круг их знакомых и друзей: венчания не было. Бедной Ирме пришлось начинать свое замужество без освящения в церкви, так что осталась она без божьего благословения.
— И ты согласилась с этим? — спросила у Ирмы Лонни.
— А что мне делать, если Рудольф не хочет, — ответила Ирма.
— А если ты хочешь? Значит, он важнее, чем ты?
— Мне это все равно, — ответила Ирма.
— Тебе вправду все равно, венчаться или нет? — удивилась Лонни.
— А если ни Рудольф, ни я не верим? — спросила Ирма.
— А ты совсем ребенок! — воскликнула Лонни. — Какое тебе дело до веры? А подвенечное платье? А шлейф? А лавры? А дружки жениха? А подруги невесты? И народ, который смотрит? Это что, не говорит тебе ни о чем? Это не вера? Это больше, чем вера. Это жизнь. И если нет жизни, нет и замужества. Будь я на твоем месте, знаешь, что бы я сделала? Сказала бы очень просто: дорогой Рудольф, если ты действительно меня любишь, не можешь ли ты один раз пойти против своих убеждений, чтобы мы повенчались в церкви. Ничего не значит, что ты не веришь в бога, я тоже не верю, никто теперь не верит, а все же венчаются, потому что есть церковь, народ, орган, пастор и кистер [12] .
12
Кистер — помощник пастора и органист в лютеранской церкви.
— К пастору домой он, пожалуй, еще пошел бы, — сказала Ирма.
— Что от этого толку? Это та же регистрация, — презрительно сказала Лонни. — Знаешь, девушка, предупреждаю тебя: если ты и до свадьбы танцуешь под его дудку, погоди, еще натерпишься.
— А ты хочешь их развести еще до того, как они поженились? — спросила тетя Анна, только что вошедшая и услышавшая устрашающие пророчества Лонни. — Ты, девушка, оставь их в покое. Самой тебе не удается выйти замуж, так не мешай другим. Ты, Ирма, не слушай, что она говорит. Было бы, конечно, лучше и пристойнее, ежели б все было по-христиански, ежели б два венчания — мирское и духовное. Ничего дурного от этого, во всяком случае, не было бы. Все-таки малость увереннее, ежели два. Правда, бог уже не помогает, как прежде, но небось маленько помогает. Все же скажу тебе, что ежели мужчина не хочет, чтобы бог ему помогал, то ты его не принуждай, женщина должна быть послушной мужу во всех делах. Лучше уж откажись сейчас от бога, чем от мужа, ведь к богу ты всегда можешь вернуться, а к мужу едва ли.