Хозяйка большого дома
Шрифт:
Видгар убрал руки.
Серебро железа покрывало ладони.
— Ее родители тоже были не в восторге, но… райгрэ пошел нам навстречу. Он не видел ничего плохого… напротив… сказал, что возможно, в наших детях ярче проявится кровь рода. Нельзя ее распылять. Он был немного одержим идеей возрождения… силы… и теперь я вижу, что это было ошибкой, но тогда… тогда мы просто были счастливы.
Он и вправду безмерно устал, Видгар из рода Высокой меди, если рассказывал такое чужаку.
Не из доверия.
Не из желания быть понятым.
Но просто из невозможности и дальше молчать.
— Бран был шестым ребенком… и первым, который выжил… вы не
В стеклянных дверцах шкафов Видгар отражался, размытая фигура, написанная лиловой акварелью, широкими мазками, оттого глядящаяся неряшливой, нелепой.
— Следующие двое родились уже мертвыми… это пытка, Райдо. Радость. Надежда. И страх, который растет с каждым днем. Он заставляет прислушиваться ко всему… к малейшему изменению ее запаха, к звуку их сердца… ее… его… к шевелениям, которых становится меньше… к цвету кожи, глаз… и мучительно лгать самому близкому и дорогому человеку, что на этот раз все будет иначе. После пятого она попыталась покончить с собой… сказала, что виновата… что из-за нее у меня нет детей. И если избавит меня от себя, я найду себе другую жену. Только мне другая не нужна была.
Он судорожно выдохнул и руки расцепил, посмотрел на них с явным удивлением, огляделся. В глазах Видгара мелькнуло что-то, не то обида, не то — запоздалое раскаяние, но он отвел взгляд прежде, чем Райдо успел понять, что это было.
— Я ей объяснял… и уговаривал жить. Я клялся, что больше не притронусь к ней… что все еще люблю и буду любить. И я не лгал. Она знала, что я не лгал. Не ей. Я предложил усыновить ребенка… бывает же, что остаются сиротами… и мы бы взяли… взяли бы и полукровку, если бы ей легче стало. И двоих, троих… я бы детский дом свой открыл, если бы ей от этого стало хоть немного легче.
— А ей не стало?
Видгар покачал головой.
— Она не хотела чужих детей. Да и я… мы как-то сумели жить дальше. Уехали… на Побережье вот… тогда многие здесь бывали. Морской воздух полезен, да и… альвы — хорошие врачи, — он кривовато усмехнулся и сам себя поправил. — Были хорошими врачами. Тереса… она вдруг уверилась, что здесь ей непременно помогут. Сотворят чудо. Только и говорила, что про альвов, про Предвечные леса… про то, что они исцеляют… это стоило дорого, но деньги у нас имелись. Деньги и связи. Я не особо надеялся на удачу, но она ожила, и я просто молился Предвечной жиле, чтобы это продлилось хоть сколько-нибудь долго.
— Альвы помогли.
— Или альвы. Или морской воздух. Или молитвы… не знаю. Но она вновь забеременела… а потом появился Бран. Здоровый крепкий ребенок. Чем не чудо? Но мы все равно боялись… Тереза не выпускала его из рук… мы провели на Побережье два года. На два года больше, чем могли себе позволить. И в роду пошли нехорошие слухи, что мы продались за… не важно. Главное, что по возвращении меня отправили в родовое поместье. Впрочем, не скажу, что меня это сильно опечалило. Наконец, я получил то, чего желал всем сердцем. Семья. Я, Тереза и наш сын… правда, меня она почти не замечала… и порой я ревновал, но потом самому становилось смешно.
— Она…
— Умерла, когда Брану исполнилось десять. Его ждал Каменный лог, а Тереза… те прошлые беременности подорвали ее здоровье. Она стала очень мнительной… порой доходило до смешного. Помню, как-то Бран упал
Видгар закрыл глаза.
Несколько секунд он сидел неподвижно, и в какой-то миг Райдо испугался, что гость его преставиться прямо здесь.
Это был не тот итог, на который Райдо рассчитывал.
— Я отказался. Я пытался объяснить, что бежать нельзя, что через Лог проходят все… и что Брану ничего не грозит. Он силен. И ловок. И выживет всенепременно, но Тереза не слушала. Наверное, мне следовало обратиться к врачу, потому что теперь я осознаю, что те ее страхи не были нормальны… в тот день, когда я увел Брана… Тереза покончила с собой. Оставила записку… она не хотела снова пережить своего ребенка.
Райдо не умел сочувствовать.
И такта был лишен напрочь.
А потому молчал, не желая бередить чужие раны, стараясь не думать, что очень скоро Видгар пожалеет и об этой откровенности, и собственной слабости, свидетелем которой Райдо стал. Следом за жалостью придет гнев.
Гнев же — плохой советчик.
— И да, я почувствовал себя виноватым. Я и был виновен. Не переубедил. Оставил без присмотра… не понял, что она больна… и да, Бран — единственное, что мне осталось от моей Тересы. Мне предлагали жениться вновь. Настаивали даже. Но я отказался наотрез. Другая жена? Другие дети? У меня был Бран. Все, что осталось от нашей счастливой жизни. Последний осколок чуда. Для вас он был сволочью… а я… я помню его еще ребенком, который боялся засыпать один. Или пробирался в мой кабинет и прятался под столом. И сидел там тихо-тихо, смотрел, как я работаю… однажды он принес в кармане огромную лягушку, сказал, что если ему не разрешают завести собаку, то он и на лягушку согласен. Поселил в коробке из-под Тересиной шляпы… мух ей ловил. Когда я упустил нашего мальчика? Каменный лог его изменил? Или школа? Или еще раньше, мы с Тересой, когда не видели никого, кроме Брана? Я и потом не хотел верить… всегда ведь проще сказать, что твой ребенок не способен совершить ничего ужасного, что все — клевета… слухи… а слухам веры нет, но… даже когда отступать некуда, даже когда понимаешь, что в этих слухах — правда, и твой ребенок стал чудовищем, он не перестает быть ребенком. И его смерть — удар… для всех — облегчение и немалое, но для меня.
Видгар потер грудь.
— Скоро я уйду за Тересой… но пока… я должен позаботиться о нашей внучке. И о том ублюдке, который убил моего мальчика.
Глава 19
В нем не было ничего от Брана.
И от этого факта Ийлэ должно было бы стать легче, но не стало.
Не похож.
И все-таки… сухое лицо, изможденное, такое бывает после долгой болезни…
…камердинер отца слег на осень с сухим лающим кашлем, который старательно пытался скрывать, боясь, что ему откажут от места. Но однажды не выдержал, закашлялся прямо на парадной лестнице. И в доме запахло кровью.