Хозяйка Четырех Стихий
Шрифт:
– Вы очень вовремя, – сказал Николай с чувством.
Дружинник усмехнулся и перехватил кистень из одной руки в другую.
Когда эльфы и их подруги оказались в оливковой роще, Марфор поцеловал ведьму и сказал:
– Ну все, девочки налево, мальчики направо. Приходи завтра в Хельмутов грот.
– Но я… – пробормотала Дарина.
– Я тебе покажу дорогу, – сказала княжна. – Встретимся у старого рудника сразу, как стемнеет, договорились?
Ведьма кивнула. Княжна обняла своего возлюбленного.
– Будь осторожен, – сказала она. – Бумаги береги…
– Не
– Прихватите с собой, ширинку расстегнуть не забудьте, и все шито-крыто будет, – добавил Марфор.
В этот момент кусты прямо перед ними раздвинулись, и оттуда появилась эльфка в коротком черном платье без плечей. И хотя черные «иглы» растрепались и торчали уже не так нахально, как в начале праздника, Дарина узнала ее. Эта эльфка за праздничными столами вовсю обнималась с Поджером, а потом убежала водить хоровод вместе с Кариной. «Какое-то сладкое у нее имя, кондитерское», подумала ведьма. – «Марципан, нет, лакрица, нет… А, Ваниль!».
– Я слышу, тут собираются в лес по мужики? – сказала эльфка. – Тут в роще как раз валяется один. Ширинка уже расстегнута.
Марфор улыбнулся.
– Ты неподражаема, Ваниэль, – сказал он. – Как всегда…
– Как вы вообще от них рожаете? – продолжала Ваниэль, обращаясь к девушкам. – Пятнадцать минут настаивал на том, чтобы взгромоздиться на меня. Очевидно, исключительно для того, чтобы я в полной мере могла насладиться оригинальным тонким ароматом из его рта. По чести говоря, этой вонью можно прикончить скунса за минуту. Два раза качнул и заснул! На мне!
– Я не верю, – сказал Марфор горячо. – Ты клевещешь на себя!
Дарина ощутила неожиданно сильный укол ревности. Ваниэль заметила, как изменилось лицо ведьмы, усмехнулась и сказала неожиданно мягко:
– Не обращай на него внимания, это мой бывший муж.
Дарина покосилась на кусты, из которых вышла эльфка, и спросила тихо:
– А где твой текущий муж?
Марфор дернул ведьму за рукав, но Ваниэль в ответ лишь рассмеялась своим хриплым, совсем не эльфийским смехом.
– За это я и люблю вас, людей, – сказала она, ничуть не смутившись. – Эльфы так кусаться не умеют. Мой текущий, как ты выразилась, муж – купец, и сейчас он в плавании. А я, как видишь, предаюсь самым экзотическим развлечениям в его отсутствие.
– Ладно, мы пойдем, – сказала Елена, заминая неприятную тему. Мандреченки скрылись в кустах. Слышно было, как они поднимают с земли что-то тяжелое. Эльфы пошли по направлению к берегу, но не успели они пройти и двух саженей, как Марфор заметил отсутствие Ваниэль. Эльф обернулся и увидел, что Ваниэль решительным шагом двигается прямо в противоположном направлении.
На поляну, откуда доносились возбужденные выкрики людей и ровный, жесткий голос князя, пытающегося усмирить своих подданных.
Марфор бросился к эльфке, схватил ее за руку. Ульрик остановился, поджидая товарища и его подругу.
– Ты с ума сошла! – воскликнул Марфор. – Куда ты идешь!
Ваниэль так посмотрела него, что эльф отпустил ее.
– Я видела, кто украл Карину, – сказала она очень спокойно. – Из-за этого похищения разгорелся весь сыр-бор? Я иду рассказать, как было дело, и…
Ульрик помрачнел
– Ты обезумела от ревности, – сказал он. – Закидывай ее на плечо, Марфор, и пошли.
Ваниэль смотрела на Марфора, странно усмехаясь. Эльф видел всполохи, дрожащие в ее ауре – Ваниэль преобразовала Чи и ударила бы его, если бы он только попробовал прикоснуться к ней.
– Я останусь, – сказал Марфор. – Ты возвращайся на корабли, Ульрик.
Тот покачала головой, пробормотал:
– Два влюбленных идиота, – и двинулся к парочке.
– Почему ты так решил, позволь спросить? – поинтересовалась Ваниэль, пока они ждали Ульрика.
– Мы не можем жить вместе, – сказал Марфор, не глядя на эльфку. – Так хотя бы вместе встретим смерть…
Ваниэль приподнялась на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала Марфора.
Митя стоял между Иваном и Абдулой и смотрел, как боевые ведьмы барражируют над поляной. Время от времени ведьмы швыряли вниз огненные шары и длинные ленты огня, чтобы сбить запал с наиболее распоясавшихся гуляк. Баррикада, которую эльфы наспех сделали из пиршественных столов, отделяла людей от сидхов. Гостей плотным кольцом окружали дружинники Ивана. Кроме братьев и телохранителя, на баррикаде оказались глава сидхов Рабина, барон Ревенский и волхв Дренадан.
– Еще раз повторяю, – сказал Дренадан. – Если кто-нибудь из вас сегодня прольет кровь, ни один волхв Ящера эту Цин из вашей ауры убирать не будет. А что потом – известно. Рак, саркома, эпилепсия – это в лучшем случае. Жизненная сила эльфов слишком отличается от человеческой и никогда усвоена не будет…
Толпа, давившая на дружинников князя, зароптала и отхлынула. Митя увидел, как из оливковой рощи вышли два эльфа и эльфка в коротком черном платье. С другой стороны из рощицы вынырнули две мандреченки, тащившие пьяного мужичка. Княжич узнал в одной из них сестру и толкнул брата в бок. Иван глянул, куда ему указывал Митя, и облегченно вздохнул.
– Низложить князя! – вдруг раздался выкрик в дальнем конце поляны. – Рабин – вольный город!
Лакгаэр сочувственно посмотрел на Ивана.
В древности Рабином управляла Лучшая Сотня – коллективный орган, схожий с эльфийским Нолдокором. В Лучшую Сотню входили в основном купцы и другие люди, пользовавшиеся влиянием в городе. Из их числа всеми рабинцами на общем собрании выбирался городской голова. Князей же приглашали вместе с дружинами в качестве защитников Рабина от набегов сюрков. Если услуги князя в качестве военачальника не устраивали Лучшую сотню, приглашался другой. Число отпрысков династии Тайнеридов намного превосходило число существующих в Мандре вакантных мест, и одно время рабинцы копались в князьях, как в сору. Ярослав, дед нынешнего князя, был третьим князем Рабина в том году, когда его позвали защитить Черногорию. Потом воцарился Черное Пламя и прекратил эту чехарду на рабинском княжеском столе. Дракон сам назначал всех местных правителей. Ярослав сумел сохранить свое место и передать престол своему сыну. Искандер же вернул городам все их вольности, какими они обладали до захвата Мандры Черным Пламенем. Иван знал, что при первом удобном случае рабинцы об этом вспомнят, и потому ласкал горожан, как мог.