Хозяйка Империи
Шрифт:
Служанка бесшумно выскользнула из комнаты. Мара без всякого воодушевления взглянула на поднос с фруктами, хлебом и сыром. Однако она заставила себя наполнить тарелку и поесть, хотя почти не ощущала вкуса пищи. По прошлому опыту Мара знала, что Хокану может зайти и проверить, как она управляется с завтраком. Будет очень трудно вынести его безмолвный упрек, если он увидит, что еда так и осталась нетронутой.
В донесении, которым она столь увлеченно занималась, содержались куда более серьезные сведения, чем казалось на первый взгляд. Сгорел один из прибрежных складов, где хранился большой запас нидровых шкур, оставшихся от весенней продажи. В этом сезоне установились необычно низкие цены на шкуры, и Джайкен предпочел их не продавать. Было решено отправить шкуры поставщику сандалий, а до того - подержать
Мара нахмурилась и отставила тарелку. Во всей Империи лишь она одна завела у себя обыкновение выдавать сандалии рабам-носильщикам и полевым работникам. Это ни для кого не являлось секретом, и столь странный каприз властительницы до сих пор порождал в обществе неодобрительные пересуды. Титулованные господа из стана традиционалистов долго потешались, утверждая, что рабы у нее скоро станут щеголять в мантиях. Один особенно придирчивый престарелый жрец из храма Чококана, Доброго бога, направил Маре резкое послание, в котором предупреждал ее, что чрезмерная доброта в обращении с рабами противоречит божественной воле. Сделаешь их существование слишком легким - предостерегал жрец, - и тогда тяготы земной жизни нельзя будет признать достаточно суровой карой за провинности в прошлых рождениях. Возможно, на следующем обороте Колеса Судьбы они вернутся в образе мышей или других низших тварей, чтобы возместить недостаток страданий в теперешней жизни. Уберечь ноги рабов от ушибов и болячек - значит причинить несомненный вред их бессмертным душам.
Мара послала брюзгливому жрецу ответное письмо с успокоительными банальностями и продолжала исправно снабжать своих рабов сандалиями.
Зато последний доклад, подписанный ее торговым агентом и заверенный стертой печатью, заставил ее всерьез задуматься. Враждебная партия впервые предприняла столь явную попытку обратить ее мягкосердечие во вред дому Акомы. Она была уверена, что этим дело не ограничится. По баракам поползут неизвестно кем пущенные слухи; пойдут шепотки, что она сама втайне организовала поджог, желая сэкономить на стоимости лишних сандалий. Обладание обувью, помимо удобства, придавало положению рабов Акомы особую значительность в глазах их собратьев из других домов и поэтому являлось привилегией, которой они особенно дорожили. Хотя ни один цуранский раб никогда не помышлял о бунте (ведь неповиновение хозяину или хозяйке неугодно богам), все же сама мысль о возможной отмене ежегодной выдачи сандалий могла вызвать раздражение. Никто не станет выражать его открыто, но такое недовольство могло повлечь за собой небрежность в работе на полях или недостаток усердия при выполнении поручений. Время от времени будут возникать заторы в делах, и невозможно будет докопаться, по каким причинам что-то не получилось. Удар по благосостоянию Акомы был бы нанесен незаметно, но с ощутимыми последствиями. Пожар на складе мог оказаться частью коварного заговора, поскольку попытки властительницы восполнить запасы кожи в Акоме непременно привлекли бы внимание особ более влиятельных, чем один старый фанатик. Если в определенных кругах будет замечена ее уязвимость, то храмы, ранее дружески расположенные к Маре, того и жди, внезапно займут нейтральную позицию, весьма близкую к враждебной.
Она не могла допустить, чтобы осложнились ее отношения со жреческим сословием, особенно теперь, когда враги императора объединились с ее личными врагами ради общей цели - уничтожить Акому.
Так и не удостоив должным вниманием поднос с завтраком, она взялась за перо и бумагу и написала управляющему факторией в Сулан-Ку распоряжение приобрести новые шкуры и доставить их башмачнику. Затем отправила посыльного за Джайкеном, которому в свою очередь было приказано предостеречь слуг и надсмотрщиков, чтобы они были готовы к появлению злокозненных слухов и пресекали их самым решительным образом. Пусть никто из рабов не сомневается: без обуви их не оставят.
Когда с этим делом было покончено, оказалось, что фрукты успели осесть в лужице из сока, а сыр, нагревшийся во влажном полуденном воздухе, размяк и растекся на блюде. Мара взяла из стопки следующий документ и погрузилась в его изучение. В нем содержался отчет о торговой сделке, которая была задумана, чтобы доставить неприятности дому Анасати. Услышав шаги за перегородкой, она сказала, не поднимая глаз:
–
Полагая, что это явился слуга, который бесшумно, с привычной сноровкой унесет остатки еды, Мара не обратила внимания на вошедшего и не стала отрываться от предмета, занимавшего ее мысли. Несмотря на множество ограбленных караванов Анасати и его же сожженных полей с посевами квайета, Мара не чувствовала удовлетворения; не имело значения, сколько тюков с рулонами тканей, принадлежавших ее недругу, не нашли дорогу на рынок и сколько кораблей отправлено не по назначению, - это не облегчало душевную боль. Она просматривала пергаментные листы, отыскивая в написанных строчках какой-нибудь способ покрепче насолить врагу, чтобы он в полной мере ощутил разящую силу ее ненависти.
– Госпожа моя, - послышался у нее над ухом голос Хокану,- повара будут просить твоего разрешения клинком прервать свою постылую жизнь, когда увидят, сколь мало внимания ты уделила завтраку. Они так старались тебе угодить, когда его готовили!
Его рука протянулась над плечом Мары и вынула документ у нее из пальцев; потом он осторожно помассировал шею жены, затекшую от долгого сидения в одной позе, и, наконец, поцеловал в макушку. Смущенная тем, что приняла мужа за слугу, Мара покраснела и уныло перевела взгляд на нетронутую снедь:
– Прости меня. Я так задумалась, что совсем забыла про еду.
Она со вздохом обернулась к мужу и вернула ему поцелуй.
– Что на этот раз? Снова плесень в мешках с тайзой?
– спросил он; в его глазах загорелись смешливые искорки.
Мара потерла ноющие виски:
– Нет. Шкуры для поставщика сандалий. Придется закупить новую партию.
Хокану кивнул, соглашаясь. Он был из тех немногих, кто не станет доказывать, что сандалии для рабов - это просто лишний расход.
Подумав - уже в который раз - о том, как ей повезло с мужем, Мара героически потянулась к подносу. Муж перехватил ее руку с решимостью, не допускающей возражений.
– Это все уже несъедобно. Мы пошлем слуг за свежей снедью, а я останусь и разделю с тобой завтрак. В последнее время мы слишком мало бываем вместе.
Он обошел вокруг ее подушки с тем изяществом, которое обычно отличает опытного фехтовальщика. Хокану был одет в просторный шелковый кафтан, перехваченный поясом из соединенных между собой раковин; пояс скрепляла пряжка, инкрустированная бирюзой. Судя по влажным волосам, он недавно вышел из ванны, которую обычно принимал после занятий на плацу со своими офицерами.
– Ты-то, может быть, и не проголодалась, но я готов съесть харулта. Люджан и Кемутали решили проверить, не сделало ли меня отцовство слишком благодушным и беспечным.
Мара чуть заметно улыбнулась.
– Ну и как? Теперь они оба ставят примочки на синяки?
– спросила она с шутливым злорадством. Хокану уныло признался:
– По правде говоря, синяков и мне немало досталось.
– Значит, ты все-таки благодушен и беспечен?
– не отставала Мара.
– Ну уж нет, - засмеялся Хокану.
– В этом доме приходится держать ухо востро. Джастин дважды устраивал мне засады на пути в ванну и еще раз, когда я выходил.
– Затем, опасаясь, как бы разговор о сыне не принял опасного направления, он поспешил поинтересоваться, какая забота проложила морщинку между нахмуренными бровями жены.
– Или, может быть, ты тоже хотела бы испытать мое благодушие?
Мара даже засмеялась от неожиданности:
– Нет. Мне-то известно, как чутко ты спишь, дорогой мой. Если ты позволишь себе беспечность, я это сразу же пойму. И знаешь, когда это будет?
– В ту ночь, когда ты перестанешь вскакивать и отшвыривать подушки с покрывалами при малейшем намеке на необычный шум.
Довольный тем, что Мара хотя бы немного развеселилась, Хокану хлопнул в ладоши, подзывая слугу, и велел убрать поднос с раскисшей на жаре едой, а взамен принести из кухни свежие закуски. Эти нехитрые распоряжения заняли совсем немного времени, но, снова повернувшись к Маре и встретив ее отсутствующий взгляд, Хокану понял, что она снова погрузилась в свои нескончаемые раздумья. Ему уже были знакомы эти признаки: руки Мары, до того свободно лежавшие у нее на коленях, напряглись и пальцы она всегда именно так переплетала, когда думала о задаче, которую сама же поставила перед Мастером тайного знания.