Хранитель забытых тайн
Шрифт:
— Неужели все такие плохие? — побледнела Клер.
— Я перечислил только положительные черты.
— Потрясающе.
Да-а, в непростую ситуацию она попала, очень даже непростую.
— Мне кажется, в отличие от вас не все так уж хорошо уживаются друг с другом. Доктор Гудмен, похоже, терпеть не может доктора Беннет, и наоборот.
— Ну, для них это нормально. Они чуть не каждую неделю дерутся и снова мирятся.
— Вы хотите сказать, у них роман?
— Нет, у них просто такая дружба.
Он допил остатки своего пива.
— Я тут посмотрел на вас, прикинул, что к чему и, кажется, понял,
— Понятно. Значит, с самого начала вы ждали от меня совсем других вопросов, не о том, где у вас тут находится прачечная, я правильно уловила?
— Правильно.
Клер не хотелось начинать с вопроса, который беспокоил ее больше всего, поэтому она попробовала тонко зайти издалека.
— Когда в июне мы были в Италии, у доктора Кента был роман с некоей Габриэллой…
Она пошевелила пальцами, давая понять, что никак не припомнит фамилию.
— Вы, наверное, имеете в виду Габриэллу Монализу Ариану Гризери, сногсшибательную красавицу и натуральную итальянскую графиню, вдобавок телеведущую?
— Да-да, похоже, это она.
— И что же вы хотите знать?
— Да нет, я просто подумала… просто так, без всякой задней мысли, понимаете… Может быть, вам случайно известно, они все еще встречаются?
— Не знаю. Жаль вас разочаровывать. Обычно у меня тонкий нюх на все романтическое, но этим летом у самого случился удачный роман, и следить за тем, что там у других на этом фронте, не было времени. Но я слышал, что за последние два-три месяца Габриэлла несколько раз приезжала в Лондон для каких-то переговоров с руководством Би-би-си. Они хотят запустить у себя один проект, что-то вроде того, что она делала в Италии… кажется, ток-шоу на темы культуры со всякими знаменитостями. И Энди, думаю, знакомил ее с нужными людьми, ведь с тех пор как по его книге сняли мини-сериал, у него там полно знакомых.
Да-а, с грустью размышляла Клер, если Эндрю Кент помогает Габриэлле покорять Лондон, у них все серьезно. Что ж тут странного, что он ее избегает.
— Но сдается мне, у вас на уме есть еще кое-что.
— В общем-то, да… Я не совсем понимаю, что имела в виду доктор Беннет, — покачала Клер головой. — Сначала она была вроде мила со мной, а потом вдруг…
— Ляпнула что-то такое, что вас больно задело? — сочувственно кивнул головой Ходди. — Язычок у нее острый, это правда, мне тоже не раз доставалось. За словом в карман не лезет, но я на нее не обижаюсь. Ее одну из первых приняли учиться в Тринити, а раньше женщин вообще не принимали… дело было в семьдесят седьмом, когда в школах ввели смешанное обучение. Об этом не любят распространяться, сразу приходят на ум допотопные обычаи нашего колледжа. И преподавать в колледже она стала одной из первых женщин, и это тоже далось ей немалой кровью. Если говорить об уме и таланте, то большинству преподавателей-мужчин здесь до нее далеко, но по карьерной лестнице они все равно шагают быстрей. Она обожает проверять людей на вшивость. Для многих общение с Лиз — всегда испытание. Не испугаетесь — станет уважать.
— Она сказала, что Эндрю из кожи вон будет лезть ради меня. По ее словам выходит, что причина, по которой он пригласил меня сюда, не имеет отношения ни к моему диплому, ни к моей научной работе.
— Так вот что вас беспокоит.
Ходди наклонился к ней поближе, как бы желая сообщить кое-что по секрету.
— Тут вот какое дело. Были, конечно, всякие разговоры. Когда Энди добился того, чтобы вам предоставили все права и привилегии, которыми пользуются штатные преподаватели Тринити, хотя вы таковым не являетесь, он сам поставил себя под удар. Он потянул за некоторые ниточки…
— Какие такие ниточки?
— Ну, скажем, что касается вашей квартиры. У вас очень хорошая, просто прекрасная квартирка. А преподаватели на временной ставке обычно вообще не получают жилья в колледже.
— Понятно.
Клер закусила губу. Так значит, у ее коллег хватало поводов смотреть на нее косо еще до того, как они с ней познакомились. Прекрасно.
— Ходди, как вы думаете, неужели он пригласил меня на работу из каких-то нехороших соображений?
— Не стану врать, я не знаю, что у Энди на уме, но одно могу сказать: из всех моих знакомых он единственный человек, на которого я всегда могу положиться, потому что он человек с правилами. Настоящий бойскаут, понимаете? И всегда им был. Он правильный парень, наш Энди, на таких, как он, держится наша школа, наша страна, наши традиции. Секс, наркотики и рок-н-ролл промчались мимо него, как скорый поезд. Такое впечатление, будто всю свою юность он провел на пустой платформе вокзала Виктории со свернутой газетой «Таймс» под мышкой и напевая что-нибудь из Рахманинова.
Клер совсем не таким представляла себе Эндрю Кента. Да, он бывал, конечно, и нудноват, а порой уж очень самонадеян, да и вообще вел себя так, будто всегда прав, и это раздражало Клер, ведь она-то знала, что всегда права, конечно, она. Но ей казалось, что Эндрю не всегда такой пай-мальчик, как думает о нем Ходди. В Эндрю Кенте она чувствовала родственную душу: да, он всю свою жизнь следовал правилам, но втайне томился желанием взбунтоваться и сбросить с себя оковы условностей. И она мечтала помочь ему сделать это, мечтала, что они станут во многом помогать друг другу. Ну вот, например, чтобы раскрыть тайну письма Россетти, они ведь оба нарушали некоторые правила, и это было нормально.
— Послушаешь вас, так он просто зануда, — недовольно сказала Клер.
— Иногда я так и думаю, — пожал плечами Ходди. — Но я — это я. Я всю свою юность протанцевал в полуголом виде на дискотеках, как и всякий другой нормальный гомосексуалист. А если уж говорить совсем по существу, так я считаю, что Энди пригласил вас сюда работать потому, что в Венеции увидел перед собой, как, впрочем, и я тоже, молодого и весьма перспективного ученого-историка. И кто бы там что ни говорил о его личных чувствах, и каковы бы они ни были на самом деле, он никогда не пойдет против правил.
— А что это за правила такие?
— Что касается личных отношений?
Клер кивнула, и он продолжил:
— Студенты, само собой, по моральным, правовым и эстетическим соображениям здесь полностью исключаются. Вот вас, например, интересуют восемнадцатилетние мальчики?
— Абсолютно не интересуют.
— А девочки?
— То же самое.
— Отношения между коллегами не столь строго запрещены, но категорически не одобряются.
— Преподаватели никогда не вступают в подобные отношения?