Хранитель забытых тайн
Шрифт:
Человек она была склада скорее логического и весьма практична и, тем не менее, глубоко верила, что книги — это вещи в некотором роде волшебные. Словно перелистывая бумажные страницы, забранные в старинные кожаные переплеты и усеянные крохотными черными значками, можно услышать голоса из прошлого. Голоса людей, переживших века, людей, которые могут войти в твою жизнь, открыться твоему разуму и твоей душе, чтобы рассказать о том, что они знают, что умеют, что видели и что чувствовали когда-то. Ну разве это не волшебство?
Сначала она решила поискать фолиант, ради которого и пришла сюда, хотя скоро убедилась, что задача эта не из легких. Большинство книг в отсеке «R» были напечатаны и переплетены задолго до того, как людям пришло в голову, что для удобства название
Все книги из собрания графа Баркли были помечены гербом, на котором был изображен замок и рысь, и их легко было отличить от книг сэра Генри Пакеринга, на которых стоял гербовый щит его рода с изображением трубы и ворона. Целый час Клер перебирала книгу за книгой, пока не нашла то, что искала. Она прекрасно умела обращаться со старыми книгами, чтобы избежать случайного их повреждения. В некоторых библиотеках читателям даже выдают специальные белые хлопчатобумажные перчатки, и работать с книгами разрешается только в них, но такое встречается нечасто, для большинства библиотек достаточно чисто вымытых рук и аккуратности профессионала. В помещении сектора стоял спроектированный самим Кристофером Реном квадратный дубовый стол, посередине которого был смонтирован четырехсторонний вращающийся пюпитр. Довольно остроумно, подумала Клер, водружая на пюпитр свой фолиант.
Это, собственно, была не книга, изданная и напечатанная в типографии, но переплетенное собрание писем, каждое из которых было вставлено в оправу из плотной желтоватой бумаги, что немного напоминало старинный фотоальбом. К сожалению, нигде не было сказано, собирались ли эти письма в ту же эпоху, когда они были написаны, или гораздо позже. Большая часть писем, похоже, датировалась двумя последними десятилетиями семнадцатого века и была написана разными людьми. Клер предполагала, что между ними должна быть какая-то связь, но какая именно, объяснений нигде не было. Без сомнения, это была просто семейная переписка. Просмотрев примерно две трети писем, она наткнулась на послание, написанное некоей придворной художницей.
18 февраля 1678 года
Моя дорогая леди Баркли!
Позвольте мне подтвердить, что начиная с 1 марта и далее каждый день (за исключением, разумеется, воскресений) до окончания работы Вы и Ваш муж позируете для портрета у меня в студии на Пэлл-Мэлл. Гонорар за каждый из портретов составит десять фунтов стерлингов, что, как сообщил мне мистер Бил, для вас вполне приемлемо.
Остаюсь и пр. и пр.
миссис Мэри Бил
Это ли не свидетельство того, что письмо написано профессиональной художницей, зарабатывающей на жизнь своим трудом? Однако столь скудного материала едва ли хватит даже на небольшую статью. Клер пролистала фолиант до конца, но больше ни одного письма от этой художницы и даже упоминания о ней не нашла. Она встала, отнесла книгу на место и огляделась. Сердце ее болезненно сжалось. Так много книг и так мало времени.
Она понятия не имеет, с чего начать. Хорошо бы наметить определенную полку и, начиная с нее, методически просматривать одну за другой… Но если даже бегло просматривать каждый том, на это уйдет много дней. Можно просто выбирать книги наугад или устроить такую игру: брать по одной книге с каждой полки по очереди. Но что правда, то правда: без четкого и подробного каталога быстро найти нужный материал здесь практически невозможно. И она решила проверять каждую первую книгу с левой стороны каждой полки, эта методика облегчит ей возможность всякий раз продолжать изыскания как раз с того места, где она закончит.
Первой книгой оказался иллюстрированный том из собрания Пакеринга: «Королевская игра в шах и мат, предоставлявшая приятное времяпрепровождение покойному королю и его придворным», опубликованная в Лондоне и написанная Джоакино Греко в 1656 году. Вторая — из коллекции Баркли: «Recherches anatomiques et phisiоlogiques sur la structure intime des animaux et de vegetaux, et sur leur motilite», Париж, Рене Анри Дютрош, 1684 год. Третья снова из собрания Баркли: «Экспериментальная философия в трех книгах, содержащая новейшие опыты с микроскопом, ртутью и магнитами. А также с некоторыми логическими выводами и правдоподобными гипотезами, из них вытекающими», Лондон, Теофил Равенскрофт, член Королевского общества, 1670 год. И снова из Баркли, на этот раз труд семнадцатого века, посвященный хирургии: «Chirurgia spagyrica / Petri loannis Fabri doctoris medici Monspeliensis. In qua de morbis cutaneis omnibus spagyrice & methodice agitur, & curatio eorum cita, tuta, & iucunda tractatur», Тулуза, Пьер-Жан Фабр, 1626 год. Следующая книга, из собрания Пакеринга, имела длинный подзаголовок, типичный для той эпохи: «Тайны опиума, открытые доктором Джоном Джонсом… который: I. Сообщает сведения об именах опиума, способах его приготовления, сортах и действии, и так далее. II. Доказывает, что все прежние взгляды на его действие являются чистой химерой. III. Демонстрирует, в чем заключается истинное его действие. IV. Доказывает зловредность его активного начала, а также демонстрирует способы выделения последнего, превращающие его тем самым в прекрасную и безопасную панацею, и, наконец: V. Объясняет его болеутоляющее и целебное использование», Лондон, Джон Джонс, 1701 год. Следующая книга опять была посвящена медицине: «Organon salutis. Средство очищения желудка, а также разнообразные новые опыты, доказывающие достоинства табака и кофе: как много в них заключено полезного для здоровья человека», Лондон, Уолтер Рамси, 1657 год.
Чтобы дотянуться до самой высокой полки, Клер пришлось встать на одну из имеющихся в отсеке четырех лесенок и, насколько возможно, вытянуть руку вверх. Но возможным оказалось лишь коснуться пальчиками корешка желаемого тома. Она вспомнила про Алису, когда та, оказавшись в Стране чудес, пыталась достать ключ со стола, а он непрерывно рос, становясь все выше и выше. Лишь постепенно и осторожно она высвободила, наконец стиснутую с обеих сторон книгу. Но при этом зацепила стоящую рядом, и та с глухим стуком упала на пол, подняв вокруг облако пыли. Клер похолодела от страха и затаила дыхание, ожидая, что вот-вот услышит приближающиеся шаги мистера Пилфорда.
Когда стало ясно, что до ушей библиотекаря не долетело ни звука и печальный результат, к которому привело ее желание во что бы то ни стало достичь своей цели, можно незаметно исправить, Клер сошла со скамейки и подняла упавшую книгу. Это был том толщиной около трех четвертей дюйма и размерами приблизительно пять на семь, в простом кожаном переплете цвета гречишного меда, без каких-либо знаков или отметин, исключая разве что царапины и пятна, нанесенные временем. Внешне книга была столь непривлекательна, что Клер подумала, уж не учебник ли это какого-нибудь школяра. Она открыла книгу на первой странице: на ней не было ничего, кроме написанной по-английски и поблекшей от времени даты: «Ноябрь 1672».
Из любопытства решив полистать этот загадочный том, она села за стол и установила его на пюпитр. Открыла одну страницу — ничего не поняла, другую — то же самое, и так далее: странная книга представляла собой рукопись на языке, которого она не только не знала, но и вообще никогда в глаза не видела. Не латынь и не древнегреческий, не древнееврейский и, разумеется, не английский. Больше всего значки были похожи на алхимические символы или алгебраические формулы, но вряд ли манускрипт имел отношение к математике. Она знала, как могут выглядеть уравнения, а здесь — просто ряды странных раздельных и изящных значков, аккуратными, ровными строчками заполняющих каждую страницу.